Фотография из Неаполя - стр. 8

 – «Сражайтесь, рабочие!» – самая эффектная акция ячейки, после которой трое партийцев были арестованы. В марте Амендола выехал в Кёльн для участия в съезде партии, на собрании городского отделения КПИ секретарём выбрали Эудженио Реале, а оперативным центром стала клиника Неаполитанского университета, в которой он работал. Отделение росло и работало всё активнее, агитация ложилась на благодарную почву: зарплаты падали, безработица росла, – газеты, листовки и брошюры с кратким пересказом «Капитала» и со статьями из «Рабочего государства» появлялись на теплоэлектростанции Капуано, на текстильной мануфактуре MCM, в Ilva, Precisa и Miani, в порту и доках. Помимо L’Unita и La Riscossa, коммунистам удалось наладить выпуск новых газет – Falce e Martello, L’Operario Bolscevico, La Scintilla, La Rissa (соответственно, «Серп и молот», «Большевистский рабочий», «Искра» и «Бой»). Кроме того, сформировалось отделение Фронта коммунистической молодёжи, которое занялось пропагандой среди студентов и призывников. В течение весны и начала лета на нескольких крупных производствах в Неаполе прошли забастовки, руководство предприятий отвечало увольнениями, массовые увольнения вызывали ответную удвоенную ярость, профсоюзные ячейки росли, как грибы после дождя, в партию просились десятки и десятки новичков. Но и ОВРА взялась за коммунистов не шутя. Судя по всему, в одну из ячеек удалось внедрить агента, и в конце июня началась очередная волна арестов, были схвачены полтора десятка активистов, поэтому и сам Эудженио со дня на день ждал ареста.

Ничего этого Паоло, к его счастью, не знает. Паоло поднимается по виа Кьяйя и подавляет в себе желание оглянуться. Не в том дело, что он надеется снова увидеть девушку из кафе (хотя может быть, как раз и надеется), нет, теперь он думает, а не следят ли за ним. Наверняка нет, и в кафе он ничего такого не заметил, но кто знает. С другой стороны, если он будет постоянно оглядываться, то это как раз и будет подозрительно. Как ведёт себя подпольщик, когда опасается слежки? Запутывает следы? Делает вид, что ничего не опасается? Думать одновременно о девушке и о слежке невозможно, он мечется мыслью то туда, то сюда и то ускоряет шаг, то замедляется, то мечтательно задумывается, то вдруг весь собирается и замечает, как судорогой сводит его челюсти. Заметив это за собой, он старается идти помедленнее и думает о девушке, но потом вспоминает, что опаздывает на работу, и прибавляет шагу.

В магазин он приходит как раз вовремя: хозяин только что открыл дверь, и Паоло проскальзывает внутрь сразу за ним. Только здесь он позволяет себе посмотреть назад, сквозь стекло двери наружу, на залитую солнцем небольшую площадь: никого подозрительного нет. (Впрочем, что он знает о шпиках? Может быть, они как раз и не выглядят подозрительно.) Его окликает хозяин: нужно поторапливаться.

Паоло знает ещё со вчерашнего дня, чем он будет сегодня заниматься. Давно уже пришли в негодность пластины с несколькими древностями из Археологического музея – с них тут делают отпечатки, вкладывают в паспарту и продают. Стоит недорого; каждый, у кого есть несколько лишних лир, может приобщиться к искусству и римской древности. Это очень современно и политически правильно. Так вот, Паоло нужно взять фотоаппарат, отправиться в музей и отснять новые пластины: сеньор Боквинкель уже договорился с директором. Для Паоло это ответственное и интересное задание: если он не хочет вечно биться в подмастерьях, он должен доказать, что может снимать и делать это хорошо.