Формула контакта - стр. 72
И она не проснулась, и она не просыпалась, и он понял, что властен над нею, потому что, преодолев проклятую стену, он уже не был прежним – ведь ее волосы, доверчиво задремавшие на его руке, признали его своим! Он стал иным, и мучительная чуткость – беда истонченных пальцев – стала свойством всей его кожи, и был он весь огромен и нежен, как сказочный зверь-ковер, обитающий в горных пещерах…
И не просыпалась она.
С утра Абоянцеву везло на чужие разговоры. Пока он спускался по винтовой лесенке – лениво, в какой-то необъяснимой, давным-давно не посещавшей его истоме, – снизу доносился ворчливый басок Меткафа, из-за недосыпа понизившийся ровно на октаву. Чернокожий гигант кроме целого комплекса паранормальных свойств обладал еще и способностью прекрасно ориентироваться в темноте – незаменимое качество для ночных вылазок на вертолетную. Судя по монотонности речитатива, Меткаф дотошно перечислял все детали своей микроэкспедиции. «Развалины меня не то чтобы потрясли, но впечатлили: стены толстенные, вроде бы из серого плитняка, а ширина – поперек можно улечься, и ноги не свесятся. Так эти стены порушились, а вот оконные переплеты, тонюсенькие такие, за ними и нет ничего, небо просвечивает и ветер гуляет уже которое-то столетие, – эти целы! – (Где он там стены нашел, да еще и с окнами, коих на Та-Кемте еще не изобрели?) – Погулял я по сереньким дорожкам, потом гляжу – газончик ровненький, словно и не натуральный, а ковер синтетический, а посередке – пихта…» – «Так уж ты и запомнил, что это была пихта, а не елка? – (Ага, это Мокасева, голубушка, кормилица наша.) – Не люблю я пихту, никчемное дерево, ни духу от нее, ни радости новогодней… Дак о чем это мы?» – «Да все о том же, мэм, о слабых сигналах, психогенных и посттемпоральных… Да вы никак стоя спите, мэм? Я вот всю ночь на запасной базе околачивался, и ничего!» – «На то ты у нас джинн не джинн, а что-то вроде Кощея… Не обращай внимания на меня, старую, разоспалась я нынче – не иначе как к погоде. Говори себе да салатик не забывай крошить, чать, дежурный». – «Тогда пожалуйте яичко, мэм-саиб… Гран мерси. Поди сюда, паршивец! Стой смирно».
Ага, это он Ваське Бессловесному. Вот это-то их и сблизило, Меткафа с Мокасевой, – какая-то врожденная, лютая ненависть к роботам. На Большой Земле это не редкость, но вот в экспедициях на дальние – качество уникальное. Раздался скрежещущий треск, словно кололи кокосовый орех титановой табуреткой. Абоянцев задумчиво погладил шейные позвонки – вмешиваться было рано. Да и сонное оцепенение не проходило – так и простоял бы на ступенечке, облокотясь на перила, до самого обеда.
«А, елки ериданские, опять не проварилось… Пожалуйте помельче, мэм. Да, так вот: еще тогда, в Нью-Арке, глядя на эти окошечки стрельчатые, я задумался о стойкости хрупкого и тленности капитального. Не в таких терминах, разумеется, мэм. И наверное, впервые почувствовал – то ли ладонями, то ли всей спиной – вот это слабое излучение, вроде памяти о тепле. Словно когда-то люди согрели камень своими прикосновениями и он теперь до скончания века светиться будет незримым светом». – «А-а-а-уаа… Прости, голубчик, – сон с глаз нейдет. Так что, говоришь – на вертолетной камни старую память хранят?» – «Как вы догадались, мэм, я ведь этого еще не сказал. Да. Только не на самой вертолетной, это ведь наш склад, и не более. В окрестностях имеются пещерки – карст по-видимому, хотя я в геологии полный профан. Но что главное – выход там теплых источников. И старое-престарое излучение. Это не современные кемиты, это те самые племена, что здесь отсиживались во время оледенения. Отсиживались и дичали. Теряли все, что успели накопить за несколько тысячелетий тепла». – «А ты б не одичал, голубчик? Три поколения схоронить – и вся культура насмарку». – «Вот об этом я и говорю! – Голос Меткафа, всегда глухой, бархатистый, сейчас зазвучал как труба. – Мы тут ломаем себе головы, что такое дать этим бедолагам, чтобы они согласились это самое у нас принять. Вот так, с места не сходя. Скородумы липовые. А нам надо готовить убежища, и не для одного города – для всех еще уцелевших. Не соваться со своей культурой, а сохранять местную и в темпе благоустраивать пещеры, расширять, подводить теплые источники и таскать-таскать-таскать в них добро – из мертвых городов. Дороги проложить – от каждого современного населенного пункта А к каждому убежищу Б. Вот такая задачка…»