Формула контакта - стр. 13
– Цветочек? – проговорил Гамалей с безмерным удивлением. – Стоило с базы тащить…
– Но вы же сами, – не выдержала Кшися, – вы же сами все время твердили, что мы должны быть совершенно естественными, ну, как на Большой Земле. А разве это естественно – все репа да капуста, все для кухни и ничего для души. Разве мы такие? Да что я говорю, вы ведь со мной согласились… И все не возражали… А ночью – вот. Оборвали и сунули под нос.
– Ну, это вы что-то фантазируете, – брезгливо отпарировал Гамалей, мгновенно возвращаясь к своему давешнему раздраженному тону. – Никто ваш кустик тронуть не мог – ни из наших, ни тем более Сэр Найджел или Васька Бессловесный. Ежели желаете, сейчас все спустятся вниз – мы с Салтаном Абдиковичем и спросим.
Кшися замотала головой и сделала попытку незаметно утереться распухшей ладошкой. А действительно, кто мог? Ведь не сам Гамалей. И уж не Абоянцев. Не Меткаф и не Йох… И не Самвел. И не близнецы Наташа с Алексашей. А уж из дамской половины и подавно ни у кого рука не поднялась бы.
И тем не менее. Вчера ее кто-то обрызгал во сне. Чуть-чуть, но на левой руке были непросохшие капельки, а на правой – нет. И самое странное, что это были капельки молока. А три дня назад кто-то подложил ей на столик потерянную зажигалку. Платья ее оказываются иногда примятыми, словно их кто-то перебирал в ее отсутствие. А может – все только кажется?
Она скосила глаза и посмотрела на «теплично-огородный орден», валяющийся на нижней ступеньке лестницы. Ну да. Все, включая измочаленный цветок, ей только показалось. И вообще, чтобы объяснить все эти вышеупомянутые ЧП, ей следует признать себя повинной в злостном сомнамбулизме.
– Пропустите меня, – сказала она смиренно. – Мне еще надо луку нащипать к завтраку.
– Лучок с кваском! – возмущенно завопил сверху Алексаша. – Пошто такой рацион, кормилица наша? Не сойти мне с этого места… ой, простите, Салтан Абдикович, не заметили… Доброе утро!
Близнецы, юные и прекрасные, как Диоскуры, сыпались вниз по наружной лестнице, в то время как Абоянцев поднимался.
– Может, кто-то из них? – вполголоса бросил Гамалей.
Кшися беспомощно подняла кверху розовые ладошки: больше, мол, претензий не имею и иметь не буду. И вообще, пропади я пропадом со всеми моими «Глориями». Вам на вашу начальственную радость. И пошла-ка я в огород.
– Она у вас, я наблюдал, все последнее время в землице копается? – словно прочитав ее мысли, неожиданно спросил Абоянцев. – Да? Так вот, голубушка, отпуск вам на три дня. С сохранением содержания. Сядьте себе тихонько на балконе и пошейте новый халатик. Вон у непосредственного начальства простынку махровую изымите, а мало будет – я свою пришлю, у меня в тон, каемочку там пристрочите, оборочку. Ну, одним словом, как вас там на уроках труда учили. Только без Сэра Найджела, а ручками, голубушка, ручками. В три дня управитесь?
– Не управлюсь, – мстительно проговорила Кшися. – У меня по труду завсегда тройка была. Мне неделя надобна.
Абоянцев послушал ее и вздохнул. Отбивалась от рук молодежь. На глазах. На глазах ведь!
– Шейте себе неделю, голубушка.
На дворовой изгороди непристойным альтом заголосил бронзовый жирный бентам.
Трапезу кончали торопливо. Восгисп молчал – видно, притомился. Но встать и разойтись по делам, обговоренным еще до завтрака, не успели: влетела девка-побегушка из незамужних, за расторопность определенная носить вести с гостевой галереи к старейшим, жрецам, ибо ни один хам переступить порог Закрытого Дома не смел под страхом сожжения ног.