Формула контакта - стр. 12
– Есть у спортсменов такой опасный момент – перетренироваться, – воспользовавшись случаем, вставил Гамалей уже не так уверенно, как прежде.
– Мы не спортом здесь занимаемся, Ян. И дело даже не в нас. Неделей раньше, неделей позже мы достигнем той степени подготовки, когда защитную стену можно будет сделать прозрачной и с этой стороны, – думаю, этот момент совпадет с расчетным. И сама стена медленно и неуклонно, метр за метром опустится так низко… так, как вы об этом мечтаете. Это все распланировано давно и выполняется благополучно… – Голос его зазвучал так уныло, словно он читал эпитафию. – И тем не менее, Ян, я только что через «Рогнеду» выходил на связь с Большой Землей, и там сложилось мнение… Да, мнение появилось; знаете ли, у руководства всегда есть свое собственное мнение…
– Ну?.. – не выдержал Гамалей.
– Что лучше уж нас отзывать прямо сейчас. Свертывать экспедицию, пока наше пребывание на Та-Кемте может отразиться только на мифотворчестве одного полиса.
– Но почему? – чуть ли не заорал Гамалей.
– И это вы знаете, Ян. Потому что мы не нашли и, скорее всего, так и не найдем ФОРМУЛЫ КОНТАКТА.
– Я вам в сотый раз повторю то же, что сказал на последнем Совете: мы найдем ее там, – до Кшиси долетела волна воздуха, рассеченного широким жестом, несомненно указующим на непрозрачную стену, – мы найдем ее там и только тогда, когда сами будем там!
– И я вам повторю то же, что ответил Совет: никто не позволит вам экспериментировать на живых людях.
В ответ послышалось что-то вроде нечленораздельного рявканья, снизу взметнулся средней мощности смерч, и Кшисе оставалось только радоваться, что она успела за это время бесшумно отступить на добрый десяток ступеней, стыдливо пряча за спиной ненаглядную свою «Глорию». Радовалась она рано: разъяренный Гамалей, несмотря на кажущуюся тучность, одним прыжком преодолел это расстояние. Удар при столкновении с такой массой, приближающейся к размерам среднего белого медведя, был столь ощутим, что Кшися плюхнулась на ступеньку, а еще точнее – на собственную «Глорию Дей» со всеми ее шипами…
великолепным баритоном на мотив немецкой рождественской песенки «О, танненбаум» пропел Гамалей, простирая мохнатые лапищи и поднимая девушку за отвороты халатика, мгновенно превратившись в прежнего добродушного Гамалея.
– Управы на вас нет, батенька, – ужаснулся снизу Абоянцев, – эдакую ахинею с утра пораньше да во всеуслышание!
Всем было известно, что у начальника экспедиции – абсолютный музыкальный слух и утонченное восприятие поэзии. Это уж Гамалей мог бы и запомнить.
– Поскольку, кроме присутствующих, поднялись лишь петухи, то я рискую попортить слух разве что нашему птичнику, – снисходительным тоном продолжал Гамалей. – И вообще, экспромту позволительно быть глуповатым, не так ли?
И каким это чудом у него так быстро переменилось настроение?
Такой взрыв демонстративной веселости, питаемый нерастраченной начальственной энергией, ничего доброго не сулил, и Кшися сделала слабую попытку освободиться.
Не тут-то было.
– А что это еще за теплично-огородный орден, прелесть моя сливочная, – голос Гамалея, похоже, перебудил уже все четыре этажа Колизея, – вы носите у себя на ягодицах?
Он бесцеремонно повернул Кшисю спиной к себе и принялся выдирать остатки сплющенной «Глории» из хищных махров утреннего халатика. Выдиралось с нитками, и было очевидно, что и с халатиком, как с мечтой о сарафане, придется проститься.