Флориан Бэйтс и похищенные шедевры - стр. 10

– Если все было так, то почему Ван Гог никому не рассказал? – спросила она. – Почему позволил всем думать, что он сам это с собой сотворил?

– Он преклонялся перед Гогеном. Так что, возможно, произошедшее привело его в замешательство. Или, может, он не хотел, чтобы у друга были неприятности. Все, что мы знаем наверняка, – после того вечера они больше никогда не виделись.

Маргарет обдумала эту информацию:

– Интересно. Но, как ты и сказал, могло быть так, а могло и этак. Это просто теория. Если ты не знаешь наверняка, то нельзя утверждать, что все остальные неправы.

– Я не говорю, что они неправы, потому что верят, что Ван Гог отрезал себе ухо сам, – попытался объяснить я. – Я говорю, что они неправы, потому что они уверены, что он это сделал. Когда ты в чем-то уверен, ты больше не задаешь вопросов. А если не задавать вопросов о том, что кажется тебе известным, то видишь только то, что бросается в глаза. И ТЕМЕ для тебя бесполезна.

– Давай-ка проясним, – сказала она. – Ты говоришь, что бросающееся в глаза – типа того, во что все верят, – скрывает из виду важные детали?

– Вот-вот, – подтвердил я. – И теперь, раз ты поняла, мы можем начинать.

Мы прошли через зал, и я показал Маргарет большущий портрет Наполеона в его кабинете.

– Итак, вот Наполеон, – произнес я. – Сколько там, на картине, времени?

– Это просто, – сказала она, глядя на напольные часы, изображенные на холсте. – Тринадцать минут пятого.

– Дня или ночи?

Маргарет наморщилась, подумала с мгновение и призналась:

– Без понятия.

– Давай посмотрим, сможешь ли ты это вычислить, – предложил я. – Воспользуйся ТЕМЕ.

Ей понадобилась около минуты, но затем на лице Маргарет вспыхнула улыбка озарения:

– Ночи.

– Как ты узнала?

– По зажженной свече, – ответила Маргарет. – Значит, на картине – середина ночи. Четыре часа.

– Это и есть ТЕМЕ, – сказал я. – А теперь давай попробуем на живых людях.

Музей был превосходным местом, чтобы попрактиковаться. Его заполонили самые разные люди, что предоставляло нам обширную выборку для исследования. Посетители двигались достаточно медленно, так что у нас было время понаблюдать за ними. Мы начали с парочки в зале Рембрандта. Женщина в черном платье и мужчина в рубашке с галстуком.

– Что можешь о них рассказать? – шепнул я, когда мы встали напротив этих двоих.

Маргарет глянула на пару и быстро ответила:

– Обоим за двадцать. Она шатенка, примерно метр пятьдесят. Он брюнет, почти метр восемьдесят.

– Так, я перефразирую вопрос. Что ты можешь рассказать… ну, такого, что не указано в их водительских правах? Игнорируй то, что бросается в глаза. Что сообщает тебе ТЕМЕ?

Она посмотрела еще раз. Но через полминуты снова повернулась ко мне с разочарованным видом:

– Знаешь, если бы я уже умела это делать, я бы не просила меня научить.

– Справедливое замечание, – признал я. – Что, если я буду задавать тебе вопросы?

– Может помочь.

– Видишь ли ты какое-нибудь несоответствие?

– Типа одежды? – спросила Маргарет.

– Почему ты сказала про одежду?

– Они одеты для работы, а не для осмотра достопримечательностей.

– Хорошо, – одобрил я. – От этого и отталкивайся. По-твоему, здесь, в музее, они работают?

– Нет, – ответила Маргарет. – Они бродят вокруг и смотрят картины как посетители, а не как сотрудники.

– Назови мне еще одну деталь, которая выделяется.