Финеас Финн - стр. 16

Леди Лора Стэндиш была дочерью графа Брентфорда – и единственной женщиной в его доме. Графиня давно умерла, а леди Эмили, младшая дочь, которую признавали непревзойденной красавицей, вышла за русского дворянина, ради которого упорно отвергала всех английских женихов, и жила теперь в Санкт-Петербурге. Имелась еще тетушка, старая леди Лора, которая приезжала в город в середине мая, но, за исключением шести недель светского сезона, коротала свои дни в деревне. В семейном особняке на Портман-сквер обитал также некий лорд Чилтерн, сын и наследник графа, но упоминать о нем в окружении леди Лоры было не принято, и Финеас, бывая в доме, ни разу его не видел. Лорд Чилтерн был молодым аристократом, о котором разные люди придерживались весьма различных мнений; боюсь, однако, что наибольшее хождение в Лондоне имело то, которое приписывало ему склонность к разгульному образу жизни и близкое знакомство с Ньюмаркетом – миром скачек и коннозаводчиков. Финеас никогда не говорил с леди Лорой о лорде Чилтерне. С ее отцом он был знаком и полдюжины раз ужинал у них в доме. В лорде Брентфорде его больше всего поразило безграничное доверие, которое тот, похоже, питал к своей дочери. Леди Лора, казалось, могла делать все, что ей заблагорассудится. Едва ли она пользовалась бы большей свободой, будь она не дочерью графа Брентфорда, а женой; в доме она была полноправной хозяйкой.

В Киллало Финеас объявил, что леди Лора шести футов ростом, что у нее рыжие волосы, большие руки и ноги и размашистые движения. На самом деле росту в ней было около пяти футов семи дюймов, и этот рост ей шел. Ступала она с большим достоинством и потому казалась на несколько дюймов выше. Волосы у нее и правда были рыжими – глубокого красноватого тона, совсем как у ее брата. Их отец щеголял такими же, пока его голову не убелило время. У младшей сестры локоны были мягкого каштанового оттенка и на момент ее замужества величались прекраснейшими во всей Европе. В наши дни, впрочем, рыжие волосы стали цениться и потому не считались изъяном для леди Лоры. Лицо ее было красиво, хотя чертам не хватало той мягкости, которую мы так любим в женщинах. Глаза – большие, яркие, очень ясные – смотрели прямо, в них не мелькала тревога, они не опускались застенчиво, не вскидывались в смятении и ничуть не смущались собственной власти. Ничто в облике леди Лоры Стэндиш не выдавало страха или неуверенности. Нос, идеально очерченный, но довольно крупный, имел слегка намеченную горбинку. Рот был тоже крупным, но выразительным, зубы же – поистине совершенны. Обладая очень светлой, белоснежной кожей, она, однако, никогда не краснела: цвет лица был ровным и неизменным. Ее друзья утверждали, будто она столь хорошо управляет собственным сердцем, что никакие силы не могут вызвать в ней внезапного прилива крови. Что до упреков в размашистых движениях, они происходили из недоброжелательного описания ее манеры сидеть. Леди Лора грациозно ходила и стояла, но когда садилась, наклонялась вперед, словно мужчина, и жестикулировала по-мужски, то поднимая руки к лицу, то запуская пальцы в волосы, казалось, она презирает ту плавность и умеренность движений, которые принято находить очаровательными в представительницах ее пола. Руки и ноги у нее и впрямь были крупны – как и вся ее фигура. Такова была леди Лора Стэндиш, и Финеас Финн не был вполне честен, когда, говоря с Мэри Флад Джонс, описывал ее в пренебрежительных выражениях. Надо сказать, однако, что, несмотря на все его старания, Мэри из его слов вполне уяснила, как высоко он ценит леди Лору.