Фиалка. Зов сердца. - стр. 15
Спустя час почти совсем стемнело, а по холму растекся аппетитный аромат грибного супа. Немного подумав, Герман порезал в котелок небольшой кусочек зайчатины. От итогового запаха у Фиалки потекли слюнки. Помешав варево обструганной плоской палочкой, Герман вдруг рассмеялся.
- Что? – спросила Фиалка, заранее улыбаясь.
- Тоже мне, походник крутой, - смеялся Герман, мотая головой. В ответ на вопросительный взгляд Фиалки, он пояснил: У меня походный раскладной набор, ложка-вилка. Правда вот ложка такая, что только густую овсянку есть, а не суп хлебать. Давненько не хаживал в лес, давненько… Так что в миску нальем – и через край хлебать… Как чай из блюдца.
Фиалка уже хотела сказать, что её это совершенно не смутит, как вдруг Герман вскочил с корточек и в его руках мгновенно оказалось ружьё.
- Тихо!
Девушка замерла.
Несколько долгих минут ничего не было слышно, кроме негромкого потрескивания пламени и щелчков углей в костре. Потом, громко, словно выстрел, в темноте сломалась ветка. Следом ещё одна. И наконец, до слуха Фиалки донеслось тяжелое сопение, словно жирный толстяк, отдуваясь, взбирался к ним на холм.
Её сердце сначала провалилось куда-то в желудок, а затем, вернувшись, замолотило со скоростью колес локомотива. В горле пересохло, а глаза сами собой расширились до максимума, превратившись, наверное, в плошки.
К сопению добавились тяжелые шлепки по земле. Медведь! Фиалка вытаращилась на Германа, который стоял в стойке стрелка и медленно поднимал приклад ружья к плечу. Что же он медлит?! Девушке показалось, что она видит неясный пока отблеск на чем-то, что медленно приближалось к стоянке по пологому склону холма, откуда пришли они сами. Потом пламя выхватило из темноты огромную, но при этом приземистую фигуру, медленно переставлявшую массивные лапы.
- Накаркали, - прошептала Фиалка, замерев.
Медведь, показавшийся ей сначала огромным, на самом деле был, наверное, Герману чуть выше пояса. Но ведь это не отменяло того факта, что это был медведь! Большой чуткий нос шевелился, принюхиваясь к запаху из котелка. Медведь забавно поводил головой, а в глазах, в которых отражалось пламя костра, ещё и светился ум. Над выпуклым лбом на коричнево-рыжей шкуре виднелась какая-то то ли проплешина, то ли словно мазок светлой краской, отдаленно даже напоминающий какой-то узор. Фиалка посмотрела на огромные грязно-желтые когти на лапах и шумно сглотнула. Бросила взгляд на Германа. Почему он не стреляет?
Зверь остановился на границе освещенного костром круга, и стоял, не двигаясь с места, словно завороженный пламенем. «Какой-то уж смирный медведь, - подумала Фиалка, - повезло». Герман, видимо, подумал также, потому что глаза его внезапно расширились, он пробормотал: «Бьорнин? Здесь?», потом, словно спохватившись, с тревогой повернулся к Фиалке. Девушка встретила его непонимающим взглядом. Герман медленно опустил ружье, а затем на его лице появилось странное выражение. Словно в нем происходила усиленная внутренняя борьба. Фиалка с удивлением видела, что её рыжебородый спутник колеблется, будто не решаясь сделать что-то. Он явно сомневался.
Наконец Герман пожал плечами, словно отвечая сам себе на невысказанный вопрос, и негромко сказал Фиалке: