Фестиваль - стр. 74
– Не представляю… Лев Юрьевич, и что, в журналистском и телевизионном мире все вот так – пьют? – поинтересовалась девушка.
– Все, – твердо ответил Новоженов. – И я в том числе, несмотря на то, что я чистокровный еврей, но у меня особый случай, ведь я еврей с чисто славянскими привычками: ем не вовремя, не занимаюсь своим здоровьем, много курю. Но чтобы остаться евреем, я не уехал в Израиль. Потому что там ты сразу становишься большинством, ощущение исключительности, что ты не такой, как все, сразу исчезает. Я никогда не надеялся, что смогу побывать за границей. И теперь потерял заграницу как некоторую мечту. Мы последнее счастливое поколение, которое не перестает радоваться, что курит «Кэмел». Мы потому и счастливы. И почему, собственно говоря, мы так любим иностранцев? Думаю, что в иностранцах мы любим нашу веру в то, что где-то на земле есть разумные существа. Вот они идут по нашему родному метрополитену, стайка иностранных стариков и старушек, откормленных и моложавых, заставляя обывателя с особой пристальностью всматриваться в них с надеждой, что ли, обнаружить наконец давно искомые анатомические различия: может, у них руки не так приделаны к туловищу?
– Сколько вы знаете всего интересного! – восхитилась Наташа. – Я предлагаю выпить за господина Новоженова. За вас, Лев Юрьевич!
Лева, отхлебнув из своего бокала, пытался было рассказать очередную историю, но, посмотрев на младшего товарища по цеху, передумал:
– Старик, хорошо у тебя… Но мы пойдем. Мне еще везти Наталью на другой конец Москвы, а водитель из меня – сам знаешь…
– Ну что вы, я могу и сама доехать – на такси…
– Нет, как джентльмен, не могу позволить…
Проводив приятеля с дамой, Сергей отправился в ванную принимать душ, откуда его вытащил нехороший предвестник – ночной звонок.
Кто не боится будоражащих, а чаще – откровенно раздражающих трезвонов сумрачной порой, когда сонный, разбуженный человек с замиранием сердца поднимает трубку, боясь услышать там какое-нибудь страшное известие, а вместо этого слышит отвратительное мычание какого-то пьяного придурка, перепутавшего твой номер с номером своего такого же, как и он, любителя ночных нетрезвых бесед!
– Привет, классик! – голос Александра Александровича Бизневского сразу снял возникшее мгновением назад напряжение.
– Привет! Это очередная гигантская флюктуация. Дело в том, что я о тебе сегодня вспоминал. А флюктуация – это когда происходят маловероятные события. Со мной они происходят часто. Давно тебя не видел, а сегодня подумал о тебе, – и ты звонишь.
– Серега, не балаболь. Ты мне очень нужен. Завтра утром ты можешь мне уделить часа четыре своего бесценного времени?
– Вполне. Мне даже очень льстит, что такая важная персона как ты, Сан Саныч, изыскала возможность в постоянных цейтнотах времени уделить скромному писателю-сатирику каких-то коротеньких, паршивых четыре часа.
– Ты долго дрыхнешь по утрам?
– Я вообще не сплю… потому что думаю. Думаю о тебе!
– Хватит измываться! Завтра ровно в десять тридцать около твоего подъезда будет стоять темно-синяя «Вольво», шофера зовут Виталик. Не пугайся, он будет в форме капитана ГАИ, каковым, впрочем, и является на самом деле. Он привезет тебя ко мне – а я сейчас живу на бывшей андроповской даче – для обсуждения важного вопроса, коим, по моему мнению, ты должен владеть.