Феномен зависти. Homo invidens? - стр. 17

Не думаю, что расцвет рыцарства и Крестовые походы – единственные причины появления лексики противостояния, борьбы, озлобления, предательства, зависти и т. п. Увеличивается численность городского населения, развивается т. н. коммунальное движение – борьба горожан за независимость от сеньоров под лозунгом коммуны (одними из первых в Западной Европе такие коммуны возникли на севере Франции). В городах появляются рынки и ярмарки – постоянно действующие и сезонные торжища, ярмарка во французской Шампани приобретает значение общеевропейского центра торговли. Рынок же, как нам с вами, читатель, хорошо известно, стимулируя потребности, обнажает дефицит возможностей, что открывает простор для зависти. О ней, по-видимому, вспоминали и странствующие народные певцы – носители складывающейся в это время во Франции эпической традиции. В аристократических кругах приобретают популярность стихотворные переложения библейских легенд, в том числе о Каине и Авеле.

Подытожим. Историко-культурный контекст жизни средневекового француза давал множество оснований воспринимать ее не только как арену борьбы с силами слепой стихии или безжалостного рока, но и как столкновение противоположных человеческих ценностей, интересов и страстей. Требовалось слово, обозначающее острое, сродни органическим нуждам, желание обладать чем-либо в ситуации соперничества с другими страждущими, удача которых становилась и ориентиром, и преградой на пути достижения цели и вызывала неприязнь к преуспевшему. Иначе говоря, требовалось слово, именующее массовое стремление добиться бо́льшего, чем есть в настоящий момент, но не меньшего, чем у соседа. Именно таким словом и послужило «envie», указывающее одновременно и на жгучее влечение, и на ненависть к чужому превосходству. Полагаю, читатель, это на первый взгляд сугубо лингвистическое событие имело серьезные социально-психологические последствия. Привычка жить с постоянной оглядкой на окружающих, рассматривая их успехи и неудачи как мерило собственных побед и поражений, – тысячу лет спустя профессиональные психологи назовут это «социальным сравнением» – становится важнейшим регулятором социального поведения и генератором социальных эмоций – зависти, ненависти и ревности. Забыл упомянуть, французский эквивалент ревности – jalousie – также рожден в XII в.

Проанализировав лексическую эволюцию слова «зависть» во французских литературных текстах XIII–XV вв., лингвист Мирей Венсен-Касси обнаружила ряд интересных тенденций[31]. В течение этих трех столетий, во-первых, неуклонно росло количество упоминаний l’envie в сопоставимых по жанру и объему произведениях. Согласно конкретным свидетельствам, приведенным автором, до середины XIV в. частота использования слова весьма незначительна, после событий 1380 г. она «взорвалась». Напомню, 16 сентября 1380 г. умер французский король Карл V из династии Валуа. Ему наследовал малолетний сын Карл VI (1368–1422). Регентами стали враждовавшие из-за власти дяди короля Карла VI по отцу герцоги анжуйский, беррийский и бургундский и дядя по матери герцог бурбонский. Ставший общеизвестным накал их противостояния был назван современниками «битвой Каинов», причина которой – лютая зависть принцев друг к другу. Во-вторых, в этот период утвердился двузначный – социальный и психологический – объяснительный потенциал l’envie. В светской литературе слово обозначало истоки неприязни как социальных групп (слоев, корпораций, сословий и даже стран), вызванные видимым превосходством одной из них, так и их представителей. Захватнические планы чужеземцев, бунты крестьян, недовольство ремесленников, споры городов и деревень, возмущение роскошью дворян и богатством церкви – за этими и им подобными катаклизмами средневековые французские писатели усматривали зависть социальных групп, считающих себя незаслуженно обездоленными, униженными и стремящихся восстановить справедливость.