Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания - стр. 85
После обеда Мария Маркеловна ушла в комнату Марии Павловны и прилегла на ее кровать, я пришла к ней. Мне так было ее бесконечно жаль, я стала говорить с ней на разные темы, тщательно избегая всего, что могло бы напомнить ей о несчастье. С этого времени я еще больше полюбила ее, у меня за нее постоянно болела душа. Она плакала у себя в комнате, я плакала о ней, когда узнала об ужасном событии и каждый раз после свидания с ней. Федор Васильевич и Лидия Семеновна окружили ее вниманием и заботой, оба они были такие деликатные люди, но все равно Мария Маркеловна очень тосковала. Придя со службы и пообедав, она уходила к себе и чувствовала себя такой одинокой. Ей было двадцать восемь лет, с тринадцати лет она была оторвана от семьи, жила среди чужих людей, она так тосковала по семье, по личному счастью. Она, конечно, чувствовала мою любовь к ней и тоже очень привязалась ко мне. Впоследствии она говорила мне, что сомневалась, была ли она счастлива с Владимиром Андреевичем, он был все-таки слишком мрачным человеком, и психология у него была какая-то больная.
Работа не давала ей удовлетворения и забвения, она состояла в однотипных, шаблонных анализах так называемых кетонных масел[186] и научного интереса не представляла. Мария Маркеловна была единственной женщиной в лаборатории, она сумела так себя поставить, что все к ней относились с уважением. М. Г. Кучеров, «начальство», как она его называла, всегда был к ней внимателен. Работа давала ей возможность вполне обеспеченно существовать, ездить каждое лето в отпуск на юг в дорогие пансионы.
В это время Министерство финансов объявило конкурс на лучшую денатурацию спирта. Денатурирующее вещество должно было делать спирт отвратительным на вкус, прочно в нем удерживаться, так, чтобы нельзя было легко от него очистить спирт. Была создана комиссия, которая должна была рассматривать поданые под различными девизами предложения; в нее вошел и Алексей Евграфович. Было подано очень большое число предложений, так что комиссии пришлось проделать большую работу, но все предложенные способы в том или ином отношении не удовлетворяли экспертов. Когда был выбран наилучший образец денатурированного спирта, решили пригласить в качестве дегустатора ломового извозчика и дали ему попробовать, какова на вкус эта жидкость. Извозчик пришел в заседание комиссии, взял в руки налитый ему стаканчик денатурата, выпил, крякнул и сказал: «Вот это да! Здорово забирает! Нельзя ли еще стаканчик?» Так никому и не досталась назначенная премия.
В эти годы отец несколько раз назначался присяжным заседателем, возвращаясь из суда, он иногда рассказывал о разбиравшихся делах, но никаких громких процессов ему не пришлось судить.
Пришла весна, мы с Липой стали готовиться к экзамену по зоологии. Занимались мы в нашей бывшей классной; моя парта одиноко стояла в углу, остальные парты и доска были убраны, там стоял теперь диван. Занимались мы достаточно усердно, но весна и солнце манили к окнам, за которыми распускались липы в парке кадетского корпуса, на месте которого теперь расположены здания Государственного оптического института[187]. Сбоку в парк выходили здания елисеевских заведений: магазина, фабрики и жилого доходного дома[188]. Нас забавляло наблюдать за жильцами этого дома. Мы говорили, что у них развито «стремление к вывешиванию», как ни посмотришь, в открытых окнах этого дома видишь высунувшиеся фигуры, смотрящие во двор на заходящих туда старьевщиков-татар, кричащих: «Халат, халат», на шарманщиков, или лоточников с тележками, или просто на разыгрывавшиеся сцены между другими жильцами или ребятишками. Когда наступало время завтрака, Липа уходила к себе домой, после завтрака мы встречались с ней в саду, после гулянья шли опять заниматься, среди дня мать поила нас чаем с конфетами, во время чаепития мы читали, мне запомнилось, что на нас произвел большое впечатление замечательный рассказ Чехова «Дом с мезонином». Слова «Мисюсь, где ты?» всегда вызывают у меня воспоминания о двух девочках, сидящих за столом с лежащим на нем учебниками, мысли которых улетели далеко. После обеда опять занятия до вечернего чая.