Фаворитка - стр. 23
- Твоей похвалы достаточно, мон ами. - Усмехнулась Дарья, целуя того в голову. - Вот видишь, я уже начала выражаться по-французски, как того и требуется в свете.
- Ах, оставь эти императифс, мадам, - хмыкнул он, поднимая голову, - если бы ты слышала, как некоторые дамы высшего света ругаются как конюхи, если обозлены. По-русски, но с французским прононсом. Так что можно говорить и так и этак, главное не переборщить и чаще молчать, нежели говорить. А ты способная, моя душенька. Я видел, как ты можешь слушать, и это многое значит, но твой талант в том, что ты, слушая, не слышишь. Это может пригодиться в петербургском свете, этой клоаке подхалимства и злословия. Еще не раз будешь горевать и даже плакать, пока не обрастешь броней, и не проявится ярче твой дар. Тогда, ты сможешь блистать и в этом я уверен. Поэтому будем все делать постепенно, начиная от бОльшого к мАлому. Сначала в скопище придворных, где можно затеряться, а уж потом выйдем и на те, которые будут нам выгодны. Иначе никак, - предварил он своим объятием вопрошающие телодвижения своей жены.
Дарья затихла, как и всегда принимая его руки и растворяясь в нем без остатка. Она понимала, что лучшего советчика и друга она не приобретет, особенно сейчас, когда ей предстоит встреча с самым строгим, даже самым ужасным обществом Петербурга – его высшим светом. И как она себя покажет сразу, так и будут о ней думать.
- Хорошо, что есть еще два месяца. - Пришептывала она, роясь в библиотеке Оттовичей, разыскивая следы рукописей и генеалогических древ тех родов, которые были ей интересны.
Залежи, нет, горы бумаг, карт и записей оказались под ее рукой. Она уже месяц изучала всех нужных семей вплоть до пятого колена. Особенно Голицыных. Там она и нашла младшую ветвь, от которой шла ее мать и которую теперь продолжила она. Теперь была во всеоружии, была подготовлена, многое знала, и многое хотела узнать.
- Ну, это не сразу. - Приговаривала она, перелистывая желтые страницы. - Будет время и будет пища.
Кроме того она знакомилась и с модой столицы. Французские веяния пробавлялись английским стилем. Так, длина платья достигала щиколоток, нежели закрывала носки туфель и в этом была свобода дамского туалета, кроме обнаженных плечей и украшений на прическу из естественных волос, без подкладок и шиньонов. Каштановая копна Дарьи как никогда подходила к этому веянью, и она радовалась, как ребенок, рассматривая последние журналы, что показывала ей и предлагала модистка, приглашенная для создания платья для первого выхода в столице, тем более на именины императора. Она хотела быть уверенной не только в своих познаниях света, но и в своем наряде.
- По одежке встречают. - Повторяла она, поворачиваясь под руками швей. Долговременные примерки не раздражали ее, ей нравилось смотреть, как рождается ее фантазия и как смотрится она сама. Новое платье должно стать тем самым взрывом, который откроет глаза и уши всех, кого она хотела удивить. А пока готовилась, прилежно выполняя все советы своих помощников.
* * *
И вот пришло время. С самого утра, дом гудел от сборов и приготовлений на николаевский бал. Суматоха настраивала на предвкушение чего-то фантастически неизвестного и приятного. Дарья была уверена, что именно сегодня, она получит то, о чем мечтала: внимания самого первого мужчины империи – царя. И пусть это было смешным и милым мечтанием: принца на белом коне, который все еще присутствовал в сознании юной девы. Она хотела блистать и собиралась добиться этого. Как и тогда, при первом своем появлении на балу в Оренбурге, была подготовлена и внешне и внутренне. Как натянутая струна, стояла она перед выходом на смотрины мужа. Только в его взгляде, на его лице она сможет прочитать свой сегодняшний приговор. И не только потому, что ценила его вкус, или знала, что «во всех ты, душенька, нарядах хороша», но ей нужно было увидеть первое впечатление искушенного мужчины. И она не прогадала. То, как открылся рот и увеличились глаза, она поняла, что была права, когда уходила от ответов на вопросы о наряде.