Фантазиста. Первый тайм - стр. 2
Об этом «Резерве» стоит рассказать отдельно. Задумка открыть футбольную школу-интернат для мальчиков принадлежала Софии Менотти – жене известного футболиста Джанлуки Менотти. Своих детей у Софии не было, а потребность в материнстве росла с каждым годом, поэтому она намеревалась выплеснуть накопленную нежность и заботу на маленьких оболтусов. Вообще-то, школа называлась просто спортивной и носила имя футболиста-основателя. «Резерв нации» – это формулировка одного журналиста, которая вскоре прочно приклеилась к этому учебному заведению.
Итак, тётя Изабелла прознала про «Резерв» и ясно увидела меня в рядах его воспитанников. Она бы лучше с таким напором устраивала свою семейную жизнь, чем мою футбольную, потому что под образ ученика школы Менотти я не подходил по всем параметрам. Во-первых, в школу зачисляли мальчиков девяти-десяти лет, а мне в тот момент только что исполнилось восемь. Во-вторых, хотя я и был подвижным ребёнком, никакими физическими нагрузками, кроме копошения в клубах вместе с бабушкой, меня не обременяли, опасаясь не очень благонадёжной наследственности: моя мама умерла от острой почечной недостаточности. На гены же отца-футболиста, если таковой действительно имел место в маминой судьбе, особо никто не надеялся. В-третьих, для «Резерва» отбирались одарённые воспитанники детских спортивных школ, чьи родители не могли оплачивать тренировки чада и покупать ему хорошее обмундирование. Одним словом, то были дети из семей с достатком ниже среднего. Как выяснилось позже, найти хотя бы дюжину одарённых мальчиков в нашем городе оказалось задачей не из лёгких, потому что клубы с неохотой расставались с талантами, и София отправилась по соседним городам. Однако и там её ждало разочарование, поэтому вместо положенных по Уставу двадцати шести воспитанников в школу было зачислено только двадцать четыре. Это и сыграло главную роль в моей жизни.
Итак, в тот судьбоносный момент острой недокомплектации в конце августа на территорию «Резерва нации» вошла моя тётя. Нарядив меня, как витринную куклу, сама она надела старое платье в синий горох и стоптанные босоножки. Сие должно был символизировать вопиющую бедность нашей семьи и всеобъемлющую заботу тёти обо мне. Добившись аудиенции у Софии Менотти, тётя Изабелла усадила меня на огромный кожаный диван в приёмной и скрылась за дверями кабинета.
Разговор, надо полагать, шёл женский и серьёзный. Я с удовольствием рассматривал стены, увешанные плакатами Джанлуки Менотти и других футболистов сборной, затаив дыхание, взирал на настоящую форму столичного клуба с фамилией основателя школы. В общем, были у меня свои интересы в той приёмной, пока не появилась секретарша. После нашего прихода она куда-то отлучилась и теперь ворвалась в приёмную, словно враг в осаждённый город, пронеслась вдоль моего дивана с каким-то листком, юркнула за дверь кабинета Софии Менотти, через минуту вынырнула обратно и так же стремглав выскочила в коридор. Естественно, после такой бурной передислокации дверь в кабинет она плотно не закрыла, отчего мне стало слышно, о чём разговаривают тётя Изабелла и директор «Резерва нации». Я придвинулся поближе и стал вслушиваться.
– Я вас правильно понимаю: мальчик – круглый сирота? – спрашивала София.