Ф. А. Абрамов. Сборник - стр. 78
– Дождик грибной. Может, хоть гриба Бог даст. Одна Варвара не спешила забиться в сенную духоту. Она стояла под дождем, закинув кверху мокрое, по-детски счастливое лицо, и блаженно потягивалась разгоряченным телом.
– Женки, женки! Любо-то как… – взвизгивала она от удовольствия. – Я как росой умоюсь… Смотрите-ко, смотрите! – вдруг с изумлением зашептала она, приседая и шлепая себя по мокрым бедрам. – Бригадир-то наш… Не наробился…
Возле соседнего зарода, саженях в ста от женщин, дометывая копну, орудовал вилами Степан Андреянович – без шапки, рубаха без пояса. Огромные, раскосмаченные охапки сена то и дело взлетали кверху. Мишка Пряслин, Настя и Наденька, которая уже неделю не расставалась с граблями, вьюном кружились вокруг него, загребали остатки.
– Эй, бригадир, на перекур! – закричала Варвара.
– Захотела чего, Степана не знаешь! – проворчала, приподнявшись, Марфа и снова завалилась в сено.
– Знамо, Степонька, – с уважением сказала Василиса. – О прошлом годе попросила берестяной коробки – на крыльце висит. Дай, говорю, Макаровна, по ягоды сходить. «Нет, говорит, не дам этой коробки». Жалко, говорю? «Нет, говорит, я в этой коробке сына родила». Как, говорю, в коробке? «А так, говорит, с пожни шла да на болоте за домами и родила. В этой самой коробке и домой принесла».
– Беда какая! – удивилась Дарья. – Сам до упаду робил и жену хотел в гроб вколотить.
– Дак ведь, Дарьюшка, – живо вступилась за Степана Андреяновича Василиса, – слыхала, с чего житье-то его начиналось? Не с родителевых капиталов пошел.
Варвара, краем уха прислушиваясь к разговору, поморщилась: ну, теперь разведут скучищу… Выгибаясь, она расправила плечи, так что косточки хрустнули, и, игриво притопывая ногой, запела:
– Варуха, бес, – сонно заворчала Марфа, – опять тебя затрясло…
Благочестивая Василиса встала, строго поджала постные губы:
– Срамница… пятница сегодня – нет того, чтобы о божественном… – И, тяжело переставляя свои старые ноги, на ходу крестясь, пошла на другой конец зарода.
Варвара с пресерьезным видом поклонилась ей, как послушница игуменье, и первая прыснула со смеху. Женки заворочались, заулыбались. Марфа, сердитая, злая (не дала, змея, соснуть), резко поднялась, села:
– Ох, Варуха, Варуха… И чего в тебе мужики нашли – всю жизнь липнут. Баба как баба. Только что на месте усидеть не можешь – тебя как чирей всю жизнь точит.
– Хлеб один, да вкус не один, Марфинька, – под одобрительный смешок ответила Варвара.
– Иди ты со своим хлебом…
– Я, Марфинька, знаешь какая? – не уступала Варвара. – Захочу – сам леший захохочет. Не веришь?
Она шагнула к Марфе и вдруг со смехом, дурачась, набросилась на нее, опрокинула навзничь.
– Куча, куча мала!.. – заголосили женки. Марфа, барахтаясь в сене, скинула с себя Варвару, села на нее верхом и, тяжело дыша, побагровевшая, пристыженная, начала отвешивать ей по мягкому месту.
Варвара придушенно визжала, извиваясь под Марфой, сучила ногами.
– Варка, Варка, бесстыдница… – упрашивала, трясясь от смеха, Дарья. – Не заголяй ноги – старика моего перепугаешь.
Наконец Марфа, отведя свою душеньку, отпустила ее. Та легко встала, начала ощупывать бока.
– Ну как, довольна? – ухмыльнулась Марфа.
– Еще как довольна-то, Марфа Павловна! Меня так-то ни один мужик не обнимывал, Марфушка! – воскликнула Варвара, снова подступая к ней: – И почто Бог из тебя мужика не сделал?