Эвкалипты под снегом (сборник) - стр. 25
Надела сережки с маленькими бриллиантиками, а длинную шею украсила кулоном с большим.
Отступила от зеркала, еще раз оглядела себя и тихонько засмеялась от счастья и удовольствия.
Лариса выглядела величественно. Длинное темное платье из тафты, матово переливающееся при каждом движении, высокие каблуки, ухоженные пальцы в перстнях. Темные волосы собраны в высокий узел, глаза в искусственных ресницах, удивительно идущих к ней, загадочно мерцают.
Сошлись в гостиной и ахали, разглядывая друг друга, до тех пор, пока не пришел Степан, который даже крякнул от удовольствия, оглядев женщин и, снимая мокрое полотенце с красной, распаренной шеи, заорал басом:
– Ах, какие женщины, какие женщины! Мне б такую!
– Будет, будет тебе такую, – пообещала Лариса, отправляя генерала переодеваться во все праздничное.
Включили гирлянду на елке, приглушили свет. Осторожно, чтобы ненароком не испортить свежий лак на ногтях, Лариса длинной спичкой зажгла бумагу в камине под красиво уложенной пирамидой из березовых чурок.
И когда в столовую, благоухая французским парфюмом, вошел еще розовый от банного пара Степан, праздник начался.
Выстрел
Она их перепугала. Резко-резко застучала в окно, как бы предуготовляя свое появление, а через мгновение сама явилась на пороге. Говорить от быстрого бега, держась за бок, не могла, лишь хватала воздух открытым ртом. Белая, будто специально скроенная для учительниц сельских школ кофточка выбилась из-под черной юбки с двумя нелепо торчащими на животе складками. Ноги – босые, оттого особенно страшные, красными обрубками пальцев вылезли из разодранных колготок.
Степан подскочил к Верке, раздельно и громко, как глухую, спросил:
– С кем беда?
– С Сережей… – сипло выдохнула та. – Машину надо… В больницу…
Пока женщины, потерявшись от неожиданности, только начали выбираться из-за стола, Степан метнулся в прихожую и вернулся оттуда со своими валенками, в которых любил работать во дворе, и теплой курткой. Накинул на Верку куртку и, став перед ней на одно колено, как ребенка, обул в валенки. Тут же рванулся в спальню за ключами от машины, на которой, как выпал снег, не ездил, по дороге крича Ларисе, не помнит ли она, есть ли в машине бензин?
Ирина опомнилась и тоже закричала, что ее машина стоит во дворе ее дома, и что будет лучше добежать до нее, чем заводить генеральскую. И пока переобувшись в сапоги и натянув пальто, выбежали во двор, Верки уже нигде не было видно.
Ворота были распахнуты, и Ирина, взвизгнув тормозами, зарулила сразу во двор. Под ярко освещенными окнами дома, раскачиваясь с ноги на ногу, словно маятник, вглядываясь в тени снующих в доме людей, тонко повизгивая, словно побитый щенок, переминался Егорушка. Увидев приехавших, схватился руками за голову и стал еще сильнее раскачиваться и громче повизгивать.
В довольно просторной комнате на диване, над которым красовалась сделанная Ириной фотография Верки, лежал окровавленный, бледный, почти синюшный Сергей. Возле него, заканчивая накладывать на плечо повязку, суетился высокий, очень похожий на Сергея, старик. Рядом со сдвинутым в угол, накрытым к празднику столом, в кресле возле убранной елки сидела пожилая женщина со старомодной, с высоким гребнем, прической. К женщине жался младший сын Сергея. Бледное лицо ее выражало тревогу, но она тихим голосом успокаивала ребенка. Двое старших сыновей, двигаясь бесшумно, быстро и беспрекословно выполняли поручения деда. Верка, обутая в тапочки, влажной белой тряпицей вытирала кровь с рук и тела Сергея и, словно вокруг никого не было, шептала мужу ласковые слова.