Эвкалипты под снегом (сборник) - стр. 18
И желая придать вес только что озвученной причине своего приезда, пояснила:
– После твоего огуречного пустоцвета стала суеверной…
Пошли все в ту же летнюю кухню, в которой жарко топилась русская печь, и где вовсю шло приготовление к празднику. До умопомрачения вкусно пахло свежим хлебом, сдобой и жареным мясом.
Вера так же, как и летом, быстро поворачиваясь, суетилась с чаем, одновременно ставя на стол нужное и убирая лишнее. Казалось, все под ее руками, как у сказочного мага, оживало и отзывалось – и чайник засвистел, будто стоял и ждал только того момента, когда понадобится, и чашки чайные – застучали, зазвенели, и даже банка с молоком как-то весело хлопнула капроновой крышкой, будто и свой голос добавить хотела в общее веселье.
Все так и не так было здесь – жарко натопленная комнатка была и уютна, и в то же время грязна из-за натасканного обувью и размокшего в тепле снега. Старичок на иконе смотрел из-за стекла, в котором отражалось окно с белым снежным сугробом, совсем заголубелыми глазами, чем стал напоминать хозяина. Новое зеркало от пара кипящих с краю русской печи кастрюль припотело и не пугало своей пустотой.
Ирина медленно сняла перчатки, расстегнула вышитую по полам куртку, с долгим козьим мехом, опустилась на лавку. Почти на то самое место, где и летом сидела. Вытащила конверт с деньгами, которые ее стесняли, и пристроила под тарелкой со сдобой.
Вера заметила конверт и тут же взяла его в руки:
– Не знаю, как быть. Сергей не хочет никаких денег с тебя брать, говорит, что ночевать в твоем доме и топить печку – не труд, не работа. Тем более, он решил вернуться к своей докторской – списывается с теми, с кем на кафедре работал, книги все свои в твой дом перетащил. Работает там в тишине… Ему бы компьютер сейчас, да разве с нашими зарплатами его купишь? Вот я и надумала на него копить…
– Возьми! – поспешно вскрикнула и даже привстала с лавки, испугавшись того, что Вера может не взять деньги, Ирина. – Возьми! Сергей работает! Охраняет дом, печь топит… Не возьмешь – я-то в каком положении буду? К тому же такого человека, чтобы я не боялась на него дом оставить, – я просто не найду…
– То-то ты его вообще бросила, дом этот, – кладя конверт с деньгами за икону, вдруг удивительно бесцветным голосом отозвалась Вера.
Чай пили молча. Ирина не могла заставить себя смотреть Вере в глаза и томилась, и маялась, боясь, почти как во сне, того, что она очутилась в этой кухоньке, где ей, когда деньги отданы, делать стало абсолютно нечего. Подумала, что никогда не была у Веры в доме – чей муж, так странно, в ее доме топит печь, чистит снег во дворе так, чтобы во двор могла въехать машина – а лишь в этой отдельно стоящей кухоньке, спасающей дом от лишней грязи.
Выпили чай, и Ирина стала прощаться – дела. Только подъехала…
Вера не удерживала. Встала проводить. Вышла, в чем была, на порог.
– Замерзнешь, замерзнешь, – тяготилась даже этой минутой быть вместе Ирина и, на ходу натягивая перчатки, поспешила к калитке. И тут же, словно чего-то испугавшись, быстро, всем телом, обернулась.
Вера, прижав руки к своей полной груди, бежала вслед за ней.
– Я тебя не виню, – запыхавшись, скороговоркой, почти припав к Ирине, проговорила, выдыхая на морозце клубы пара, – я-то его сразу полюбила, а он любит лишь мою доброту. Но я всегда знала, что когда-нибудь и он полюбит – ждала и боялась… Боялась, всегда боялась… Но ведь и он должен же быть счастлив?! А? Мне и так много дано… – И, схватившись руками за виски, почти вскрикнула: – Ой, что же это я?