Ева (сборник) - стр. 22
Глава четвёртая
Есть много неприятных профессий. На пример, исследователь комаров. Чело век ходит по болотам, приманивая опасных тварей жаром своей души. Его постоянно кто-то протыкает и сосёт. Или тюремные психологи. На них так часто нападают, что они не жалуются уже, а только вздыхают. Таксидермисты страдают от одиночества. Запах тлена очень липуч. Сложно полюбить человека, который пахнет в постели мёртвым ёжиком или белочкой. Или вот, по телевизору показывали: в чавкающем иле калифорнийского залива люди собирают длинных зубастых червяков. Синяя грязь по пояс, червяки кусаются, солнце жарит и нужно убежать, пока не вернулось море.
В сравнении с перечисленными, у меня отличная работа. Стол рядом с фикусом, это почти на природе. Тихий новенький компьютер, монитор большой как парус. Многие сотрудники – приятные люди. Оклад не кружит голову, зато стабильный. Начальник костлявый, злой, но справедливый. Иногда, вне всяких причин он выписывает премии. Офис сразу превращается в оазис добра и человеколюбия. Расцветают любовь, братство и моральное возрождение. Все носят друг другу кофе из аппарата и применяют в обращении уменьшительные суффиксы. Мы больше не Сидорова и Коновалов, мы Ларочки, Славочки, Викусики и Мотеньки.
И ещё Катя с трогательной кулинарией. Иногда кажется, она готова запечь в пирог своё сердце. И как же не хочется тащиться туда с гудящей головой и не сделанным домашним заданием.
Шеф выклюет мне печень и будет прав. А с другой стороны, пусть отправляются в афедрон, со своими помидорами. Уволюсь, будут знать. Уеду в Ригу. Сниму комнату, пусть в ней будут кровать с ямами и вспухший от старости пол. Скрипучий скворечник с видом на ржавые крыши. Стану писателем. Ева придёт. А я, такой взлохмаченный, усажу её слушать новые главы. В романе будет много любви и мистики. И обязательно высплюсь. Ева сейчас в небе, наблюдает город Псков, примерно. Или дремлет. Счастливая. Я отогнал липкую мысль о самолётных неприятностях. Потом набрал полную грудь воздуха и вошёл в кабинет директора.
Гамлет Суренович смотрел печально. Так глядит взопревший от бега хозяин на блудного спаниеля. Он бы меня убил, но нечем.
Шеф помолчал минуту, перешёл к делу:
– Ты уволен.
Лесные птицы России в моей голове растерянно смолкли. Моя готовность покинуть жестокий мир рекламы оказалась мнимой.
Начальник завёл прощальную проповедь. Тихо и деловито. Он рассказал, как вчера директор кетчупов выразил недоумение. Он звонил в полночь. Он весь день звонил, смиренно ждал обещанной концепции. Всё зря. Нам его деньги, перепачканные кровью астраханских помидоров не нужны. Видимо. Нам интересней водить крашеных баб по Пассажу. Поэтому наш бриллиантовый клиент сегодня подписывает договор с господином Дулепиным, заклятым другом нашей фирмы. И не удивительно. У Дулепина дисциплина. Его работники приходят в восемь не только в день получки. И снимают трубку даже ночью. А наши господа сочинители парят над бытиём. Гордым птицам безразлично, где мне взять для них зарплату.
Голос начальника окреп. На волнах его метафор закудрявились барашки.
– Мало, что ты в рабочее время катал по городу каких-то прошмондовок. (Прошмондовку – не прощу!) Ты же, конский член, наобещал нашим кормильцам исполнения их эротических фантазий. А сам сбежал!