Ева. Книга 2 - стр. 19
– Чушь.
– Что?
– Полная херня вся эта чушь про то, что дальше будет легче. Дальше будет хуже. Сейчас ты еще не до конца осознаешь, и наверняка в глубине души надеешься, что все – неправда. Ты думаешь, что тебе тяжело сейчас… Но пройдет несколько недель, и ты увидишь, как твои самые близкие вернутся к обычной жизни, очередные глупые влюбленные сыграют свадьбу, у кого-то родится ребенок, кто-то другой умрет… Все забудут про твое горе, переключившись на собственные заботы, начнут твердить, что да, мы все понимаем, но прошлого не вернуть, ты должна быть мужественной… Вот тогда будет по-настоящему плохо. Одним не прекрасным утром ты поймешь, что сидишь в колодце, и даже видишь свет, но веревку сбросить забыли. Дни станут холодными, пустыми и серыми. И ты будешь искать спасение в своих снах, будешь засыпа́ть и искать свою любовь там, и находить только отзвук присутствия, и многие месяцы будешь просыпаться, думая, что вот он, рядом… и каждый раз заново терять, понимая, что нет, это был не кошмар. Кошмар – твоя жизнь.
– Я бы никогда не приняла тебя на работу мотивационным оратором. – некоторые привычки сильнее желания смерти, и привычка по-дурацки шутить – одна из них. Но Ник не улыбнулся.
– Ева, я не забыл ее. И ты не забудешь Лукаса. Но сейчас ты должна жить и идти по этой дороге из страданий. Наступит день, и ты снова сможешь смеяться. Обещаю.
Мы долго молчали. Я подняла бокал к глазам и медленно покачала виски на дне, наблюдая, как плавно волны лижут прозрачные стенки. Допила мелкими глотками, вдыхая терпко-горький аромат, ощущая на языке вкус сладкой карамели и мягкие ноты дыма. Не выпуская фужер из рук, посмотрела сквозь него на пламя свечи.
– Знаешь, у меня внутри что-то сломалось. Как будто тело набили осколками, и при каждом движении, слове они разрывают внутренности на лоскуты. И это так невыносимо обжигающе, так изощренно, что никакая сила извне не может унять этот холод. Я говорю себе, что я должна постараться, быть сильной – но сил нет. Пытаюсь найти хоть что-то, что могло бы меня задержать, заставить чувствовать, но, чтобы я не делала, все равно то, что происходит внутри меня – мучительней. Мне хочется разрезать свою кожу, увидеть кровь…
Я сильнее сжала бокал и тонкое стекло треснуло, впиваясь острыми гранями в руку. Алые потеки побежали сквозь пальцы.
– …в надежде на то, что возможно, только возможно, немного яда вытечет из меня, и тогда я смогу сделать вдох, дожить до рассвета.
Я разжала кулак. Капельки крови красиво блестели на мелких осколках. Недостаточно мелких.
Накрыв правую ладонь левой, я надавила изо всех сил, загоняя стеклянную крошку под кожу. А потом наконец-то посмотрела на Ника:
– Но мне все равно не больно.
Он встал и ушел, я услышала, как открылась дверь ванной комнаты. Особенности стандартной планировки, все дома одинаковы. Вернувшись с аптечкой, достал из посудного шкафа глубокую миску, поставил у моих ног. Встав за спиной, аккуратно разжал сведенные ладони, стал лить на них воду из кувшина. Розовый поток, смешанный со стеклом, звенел, стекая в таз. Ник убрал его, встал передо мной на колени. Удерживая за запястье, развернул ладонь тыльной стороной вверх. Свободной рукой при помощи пинцета стал выбирать застрявшие кусочки. Я не противилась.