Этот дурак - стр. 10
Видать мысли мои на лице отразились, потому, как Ян повернул голову вбок, позволяя в мельчайших подробностях рассмотреть свой профиль. Если не считать дурной нрав и мерзкий характер – симпатичный парень. Не Глеб с его утонченной ангельской красотой херувима с картин знаменитых художников, конечно. Скорее нечто более мужественное, грубое. Нос с горбинкой, губы не такие пухлые, твердые очертания подбородка. Шаловливая родинка над губой только добавляет мягкости да пушистые ресницы, точно взмах крыльев бабочки, за которым скрыты желтые, кошачьи глаза.
А? Что сказал? Зачем сопеть, как носорог, не понимаю.
- Слезай!! – заорал, заставляя всех зевак мигом попрятаться, кто куда. Спрыгнула с видом, будто меня вовсе не волнует крик бешеный. А у самой ноги не гнутся от пережитого ужаса, до кончиков ногтей пробрало.
- И нечего так орать, - заявляю, вздергивая подбородок. Не страшно, не-а, ни капельки. Ручки чуть-чуть трясутся, так это перенапряжение.
- Ты просто… - шипит точно змея, склоняясь надо мной. Схватила сумку с грязного пола, выставляя перед собой точно щит.
– Яша, что тут за шум?
Не могу сказать, чьи глаза по размерам могли бы переплюнуть. Поскольку от вкрадчивого тона нашего ректора, стоило ему произнести свои слова, как-то оба разом просели на месте. Медленно, точно заведенные поворачиваем головы, уставившись на высокого седовласого мужчину в сером костюме, смотрящего на нас с живейшим интересом.
Как он сказал? Яша?
- Здрасте, Иван Федорович, - выдыхаю на автомате, на всякий случай, отодвигаясь осторожно от Кришевского. Еще не хватало с отцом связываться его. Хотя сходу не поверить, что этот добродушный мужчина, шутящий с нами на посвящении, такое чудовище вырастил. Видимо сам Сатана дитя свое подкинул в люльку или в роддоме подменил, пока все спали. Не иначе.
- Мы это… - начинаем синхронно, как губы мужчины растягиваются в улыбке и он, смотря на меня с какой-то отдаленной надеждой, произносит:
- О, так это и есть твоя девушка? А я думаю, кому ты позавчера полночи послание любовное писал!
Резко оборачиваюсь, чувствуя на себе пристальный взгляд. Иванцова стоит чуть поодаль в компании других любопытных студентов, уже не таких пугливых. Ее выражение лица меняется с ошарашенного на печальное. Вот какого черта? И почему ее Глеб пытается увести отсюда, дергая за руку?
Понять не успеваю, меня притягивают к твердому мужскому телу, обхватывая своей конечностью, зажимая шею, дабы сбежать не смогла, рыча в самое ухо:
- Дернешься - прибью, – и громко на весь коридор произносит, почему-то все же пытаясь невольно оглянуться и посмотреть туда, где стоит его зазноба. – Да пап, она, коалочка моя, метр в прыжке от плинтусов, - по щеке меня похлопывает, к себе поворачивая. Вот прямо перед половиной университета, за щечки, словно дитя тиская, пока в ступоре перевариваю информацию с заядлым запозданием.
Чего-о-о?!
Щеки сдавил так, что губы в трубочку собрались, улыбаясь зловеще и прямо глядя на меня. По макушке похлопал, разворачивая мое безвольное тело лицом к родителю, снова придушив в объятиях. Клянусь, у меня язык отнялся, ни слова против сказать не могу. Воздух в легкие не поступает.
- Отлично! Тогда пойдемте в мой кабинет, – обрадовался Иван Федорович, собственноручно подписывая мне путевку в Ад. – Расходимся ребят, - махает руками, разгоняя толпу. Успеваю бросить молящий взор назад, ища взглядом парочку рыжих, что с открытым ртом колону подпирают, прежде, чем меня на закланье уводят.