Это только ступени - стр. 3
– Да всё в порядке, мама – буркнул Петя, раздеваясь. Завтра новый мундир пойду забирать. А то в этом рванье стыдно на люди показываться. Публика тут, у вас…такая.
– Где это ты тут, «у нас», «публику» нашёл? И почему от тебя разит водкой?
Петя ощутил себя маленьким, нахулиганившим сорванцом. Он виноватым голосом процедил:
– Георгий угостил. Он офицера получил. В Донской армии. Вот и обмывает. В ресторане на Садовой. Там же и публика…
– Понятно, – заключила Наталья Ивановна. А ты завидуешь.
Петя поразился, как легко прочитала мама у него в душе. Он не нашёлся, что ответить, вместо этого обошёл маму и проник в столовую. Аппетитные запахи материализовались в большой, румяный пирог и чайные приборы на круглом столе.
– Мама, давайте не надо этих расспросов. Давайте просто попьём чаю. Расскажите лучше что-нибудь ещё, из городских новостей.
Наталья Ивановна уже успела отметить, что сильно, не по годам повзрослевший её сын стал обращаться к ней подчёркнуто на «вы». В день приезда он наотрез отказался отвечать на её расспросы о своей жизни в Добровольческой армии. Сказал только, что они победили всех большевиков на Юге и собираются теперь в поход на Москву. Ну а когда в поход, он не знает. «Весной, наверное». Зато засыпал её вопросами о своих друзьях-гимназистах, новых её соседях и подругах, и о Вериных, конечно.
– Что рассказывать. Всё вроде стало как прежде. Порядок опять. Дума, гласные, городской голова. Атаман в Новочеркасске. Деньги вот новые печатают. Мы теперь вроде как отдельная страна. Не Россия. В народе говорят «Красновия». По фамилии атамана, значит.
– Дурацкое название. Как будто здесь красные.
– Да нет, о красных не вспоминаем. Было да и прошло, как страшный сон.
Петя вздохнул. Видно было, что он внутри словно борется со словом, которое наружу рвётся. Наконец он сдался.
– Мама, понимаешь, дело не в Георгии. И не в зависти. А в том, что я чувствую себя чужим здесь. Там, в поле, в стрелковой цепи, под пулемётной очередью, я себя лучше ощущаю. Нет, не лучше, конечно, но проще, что ли. Там всё проще. Просто атакуешь врага, а он бежит. Мы победили, и ура, ура, ура… Потом хороним павших, и дальше идём. Отцы-командиры знают, куда. А тебе и думать не надо. Вот и всё. А сердце холодеет. Его уже даже страх не берёт. Я его вообще перестал чувствовать. И стихи перестал писать. Вот закончится война и что я делать буду? Смогу ли полюбить? Жить, как все тут живут?
Петя с надеждой посмотрел матери в глаза. У неё блеснули слёзы.
– Сынок, прошу тебя, сходи со мной в храм, исповедайся отцу Димитрию. Помнишь, ты о чуде рассказывал, как по молитве горячей ранение излечилось. Господь тебя не оставил. И в этот раз что-нибудь…
– Я тебе, мама, не всё рассказывал, – перебил её Петя. – Как убивал на войне, не рассказывал. Как лучшие люди, много лучше меня, гибли там страшной смертью. Я.. я потом за них мстил. За Сергея Леонидовича2, командира нашего, я красноармейца, в плен сдающегося, штыком приколол. Он руки поднял, а я его – штыком. Думаешь, после этого Бог меня услышит?
– О, Господи Иисусе! – Наталья Ивановна истово перекрестилась. Потом решительно встала.
– Не раскисай, Пётр Александрович! Красноармейцы эти, большевики, коммунисты – Россию губят. Они – ада исчадья. А ты её защищаешь. И если Господь так управил, что ты в воинстве белом оказался, за правое дело воюешь, то греха на тебе никакого нет.