Эссе о моем фэнтези. Драконы, древние боги, ангелы, демоны - стр. 18
И это чаша не будет горька, как чаша бога. Он поднял глаза на Донателло с удивившей его самого смелостью. Старец в дорогой ризе и с драгоценным перстнем на руке почему-то вовсе не показался ему святым. Он был строг. И в нем дремала такая жуткая ненависть к дьяволу, что последнего стоило бы пожалеть.
Откуда такие мысли? Фердинанд снова удивился сам себе.
– Каждый год мы ждем появления звезды, которая укажет на близость исполнения пророчества, – суровый голос Донателло разрезал тишину. – Каждый год мы живем в трепете перед его появлением. Но когда дело будет сделано, наш орден снова ждут несколько спокойных столетий.
Кинжал, обагренный его кровью, царапнул о бокал. Донателло подставил свое сухое запястье, и кровавая струя потекла в чашу. Казалось, вместе с кровью старец может отдать сейчас и жизнь. Он вправду сделал слишком глубокий надрез. Кровь текла и текла с неприятным звуком. Золото чаши словно жадно поглощало ее, а змеи и ангелы, обвитые по периметру чаши, двигались. Но вот она наполнилась, и служка поспешно перетянул своему начальнику запястье куском шелковой ткани.
– Соразмерено пророчеству дьявол приходит в наш мир каждый отмеренный срок, – Донателло кивнул на барельеф необычных часов со множеством кругов внутри. – Только мы знаем границы этого срока, и лишь пока мы действуем, часы замыкают круг. Дьявол заключен в круг до тех пор, пока мы его изгоняем. И пока мы есть, круг не прервется. Сатана не вырвется. Мы избранные на борьбу с главным врагом бога, жаждущим прорваться в наш мир и подчинить его себе. Ты избранный!
Старческие пальцы Донателло коснулись подбородка Фердинанда, чтобы приподнять. Их глаза встретились, и юноша вздрогнул. Донателло дал ему знак. Теперь он должен был повторять. И он повторял. Их голоса звучали хором, произнося одну и ту же клятву.
– Я обещаю принести свою жизнь на алтарь своего создателя.
– Я клянусь исполнить то, что исполнял каждый из избранных братьев ордена за века до меня, как бы тяжело это не было.
– Я никогда и никому не поведаю того, как велико мое предназначение и как близок дьявол к слугам Господа.
– Я знаю, что должен исполнить свое предназначение до срока, обозначенного в последнем на этот день цикле пророчества.
– Часы господа уже бьют и до того, как они сойдутся на последней цифре, дьявол будет мертв… от моей руки.
Фердинанд запнулся. Произносил ли Донателло до него эти слова с той же пугающей бесчувственной интонацией? Шел ли он на борьбу с дьяволом сам? Наверное, нет. Ведь он стар, но не мертв. А тот, кто боролся со злом в прошлое его появление в этом мире, уже должен был почить. Ведь это было без малого столетия тому назад. Каждый цикл это несколько столетий. Именно такие промежутки (не часы, а годы и века) размечают циферблат божественных часов. Родись Донателло лет на пятьдесят – шестьдесят раньше, и бороться со злом пошел бы он. Он будто был для этого предназначен. Хладнокровный, как сталь, и такой же решительный, как колющее оружие. Но волею судьбы миссия легла на плечи другого. Донателло оказался слишком стар.
Жребий бороться со злом выпал меланхоличному юноше, который привык говорить со статуей ангела и грезить, что она отвечает ему.
Ритуальный кинжал, как будто манил слизать с него кровь. Дракон бы так и сделал. Он дохнул бы огнем на все это тайное общество, и детей бога бы просто не стало. Но дракон здесь так и не появился. Наверное, пророчества о нем были сказками. Донателло обмакнул клинок в кровь и начертил крестообразный символ на лбу и повернутых кверху ладонях Фердинанда. Хоть кинжал и не разрезал его кожу, а посвящаемому показалось, что на руках раскрылись раны, подобные стигматам. Он почти видел Христа, извивавшегося на кресте, но не чувствовал себя им. А ведь отныне он новый преемник бога, еще один его сын, который идет на борьбу с врагом своего отца. Не знает зачем, но идет… потому что бог так велел.