Ёськин самовар - стр. 15
Парнишка тяжело вздохнул.
– Вот мне и пришлось уйти. Освободить место. А теперь, – он посмотрел прямо в глаза собеседнице, – похоже, другого пути у меня нет. Только в Тулу.
– Все правильно, Осип, – Матрена Федоровна кивнула и, не отрывая от него взгляда, добавила: – Главное – дорога. А уже на ней сам поймешь, куда и зачем идешь.
Она на секунду задумалась, потом вдруг лукаво прищурилась:
– Кстати… а где мой тульский пряник? Я же просила! А ты обещал…
И, не дожидаясь ответа, громко рассмеялась:
– Да я шучу. Минимум пять лет теперь будешь рядом – еще натаскаешь мне целую гору этих медовиков!
– Ты хоть задержишься в Москве? – спросила Матрена Федоровна, заглядывая в лицо парня. – Куда бы мне тебя сводить? Что показать? Я, правда, не фанатка музеев и картинных галерей… Не разбираюсь особо.
Иосиф немного замялся, потом с надеждой в голосе произнес:
– А можно… в мавзолей?
Она удивленно приподняла брови, а потом рассмеялась:
– А почему бы и нет? Мне к ночной смене не привыкать. А ты у нас, по рассказам, жаворонок. Ранний.
– Мавзолей что, по ночам открывают? – удивился Осип.
– Конечно, нет. Но очередь туда лучше с вечера занимать. Сейчас по дороге купим пельменей, позавтракаем или пообедаем, немного поспим. А вечером – термос с чифиром, пару бутербродов – и марш к Кремлю. Глядишь, завтра к открытию будем первыми. Я, между прочим, и сама там ни разу не была. Все только по рассказам знаю…
Она улыбнулась, глядя на Иосифа, как будто предвкушая это небольшое приключение. А он, впервые за долгое время, почувствовал нечто похожее на детский восторг.
Ночь опустилась на Москву прозрачной дымкой, в которой дрожали огни улиц. Сентябрь напоминал о себе легкой прохладой – не стужей, но и не теплом. Матрена Федоровна, кутаясь в старую шерстяную кофту с вытянутыми рукавами, поежилась и плотнее запахнулась. На плече у нее висела сумка с термосом и парой бутербродов, а под мышкой – клетчатый плед, которым она тут же заботливо укрыла плечи своего Осипа.
– Не простудись, – пробормотала она, усаживаясь на складной табурет и с видимым удовольствием откусывая кусочек курта. – Вот вещь! Хоть сейчас на фронт бери…
Круглые, сухие, чуть солоноватые шарики творога она грызла с азартом. Каждый – с хрустом, с короткой паузой на чай. Запах крепкой заварки из термоса заполнял воздух, перебивая даже бензин и старый асфальт, которыми пахла ночная Москва.
Иосиф хотел было спросить, почему Матрена Федоровна упомянула «фронт»: неужели ей пришлось воевать? Но он постеснялся задать этот вопрос при людях.
Очередь выстроилась вдоль Кремлевской стены – длинная, извивающаяся цепочка людей. Кто сидел, кто стоял, кто тихо разговаривал вполголоса. Тут и там были слышны шутки, кто-то ворчал на холод, кто-то предлагал чай соседям. Время тянулось, как теплый пластилин, но утро неумолимо приближалось.
Парень – все же немного сонный – периодически поглядывал на высокие стены и башни Кремля. В лучах восходящего солнца они светились рубиновым светом. Иосиф невольно подумал: кто и как долго возводил эту крепость? Он всматривался в кладку жженого кирпича, понимая его прочность – в отличие от их саманных мазанок в казахстанском селе, которые приходилось каждый год обмазывать глиной и затирать трещины.
Время пролетело почти незаметно. Очередь неожиданно оживилась и пришла в движение. Контроль, затем – шаги по звенящей утренней брусчатке Красной площади.