Есаул Мартынов - стр. 3
Есть такие люди ‒ крепыши: при сухощавости внешней, низкорослости, на земле стоят, словно отлитые из тяжелого металла. По земле идут основательно, часто широко расставляя ноги, словно ждут нежданного шквала, стремительного шторма. Думаешь, глядя на такие самородки, ‒ вышел бы из него шкипер бедовой шхуны, землепроходец и не ошибешься: таковы мореходы, ‒ ходят по морям, но крепко стоят и на суше. Может это от того, что морская качка неспокойного зыбкого континента развивает способность быть всегда устойчивым и воспринимать спокойно и уходящую из-под ног палубу, и перемену погоды и решительные шквалы ветра, укладывающие судно своим напором на борт так, что все брошенное, а от того ненужное, ту же смывается неугомонной волной.
Таков был Завойко – крепкий человек, обогнувший планету по морям и океанам, возмужавший в походах, баталиях и в созидательной работе, подвижный, но основательно стоящий на земле, как на постоянно качающейся палубе своего корабля.
«Аврора» встала на рейде и вскоре от ее борта отошла шлюпка и встала у причала. Замешкавшийся было оркестр, вдруг заголосил невпопад охрипшей трубой и тут же выправляясь, грянул «Боже, Царя храни!». Звучало вразнобой, не хватало в звучании мелодичности и слаженности, а окривевший барабанщик, с перевязанной платком щекой, явно выпадал из общего строя, стоял потерянный, скривившись от боли, но звуки музыки взбодрили, подчеркнули торжественность момента. Все приосанились, стали смотреть веселее, заговорили, кивая в сторону потрепанного морскими ветрами фрегата.
Капитан-лейтенант Иван Изыльметьев, осунувшийся, с лицом желто-синюшным, был явно не вполне здоров, но бодрясь, пытался чеканить шаг по кривенькому настилу причала, – дошел, покачиваясь, резко вскинул ладонь к козырьку фуражки, доложил Завойко о прибытии. Выслушав доклад, Василий Степанович обнял Изыльметьева и уже в объятиях уловил, как исхудал капитан, как хрупок он, потеряв свой солидный вес во время изнурительного плаванья.
Приобнявшись, Завойко и Изыльметьев отошли в сторонку, присели под навесом у дощатого склада на неказистую лавку у причала и, продолжая смотреть в сторону бухты, на фрегат, который подтягивали шлюпками на веслах к причалу, заговорили о насущных делах.
− Беда у нас на фрегате, Василий Степанович. Матросики хворые у меня на судне практически поголовно. Схоронили более десятка на последнем переходе от цинги, да и теперь половина экипажа в таком состоянии, что, то ли сегодня, то ли завтра помрут. Надо бы их как-то полечить, чтобы отлежались в тепле, подкормились зеленью какой.
− Поможем чем можем, Иван Николаевич. У нас недалече, − верст в сорока, есть благословенное место – Паратунка. Источники там горячие, целительные, а место шаманское, местными ительменами, айнами намоленное. Даром, что язычники они , да, Бог-то он един. Лекаря отправим, дабы присматривал за хворыми. Теперь уже многое на сопках повылазило, – главное лесной чеснок – черемша, да отвары кедрового стланика. Ими и спасаемся. Дал команду солдатикам гарнизона идти в окрестные леса собирать чеснок лесной. Теперь в рационе солдат гарнизона обязательно даем свежую черемшу, готовим папоротник. У нас ведь тоже окромя рыбы мало чем можно поживиться. Хлеб печем свой, − благо, что запасы муки да зерна пока не иссякли.