Ермошка Добродей и куриный бог - стр. 5

– Ну, знамо дело… энто все завсегда…

– Громче!

– Знаком, – еле выдавил из себя дворови́к и с ненавистью в прищуре зыркнул на Олю.

– А кто кому должо́н подчиняться, ты, надеюсь, помнишь? Отчекань.

– Всякий дворовой прикреплён ко двору всякого дома, находясь в прямом подчинении у ответственного доможи́ла, и является его младшим помощником. Обязан слушаться того беспрекословно, выполнять всякки поручения и говорить почтительно, – словно молодой солдат оттарабанил зазубренный устав Чура́й Калиткин.

Оставив подчинённого в подвешенном состоянии, Ермошка повернулся к Оле и Ва́рюшке:

– Вот даже н-не зн-наю, что с етим олухом и делать? – тихонько зашептал домовёнок, опасливо оглядываясь, не прислушивается ли к разговору Чура́й.

– Ермоша, ты ж главный. Прикажи ему, пожалуйста, чтобы он моего пёсика не обижал. Ты ведь можешь.

– Приказать-то я ему прикажу. Да ведь ето ж такенный жук! Не знаю даже, хто из них зловреднее: Сви́рка, Кочебо́р или етот гражданин Калиткин? Он сделает вид, что послушался, возьмёт под козырёк, а втихаря потом, ещё чего доброго, только назло изделает, может мало́го щеня и вовсе со свету извести. Я ж их знаю, отродье подворное. Никакой управы на них нету, оне добра совсем не понимают!

– А вот то, что ты его при Оле так унизил, он никогда не простит, – неожиданно вмешалась в разговор Ва́рюшка. – Дворови́к, по-моему, вообще всех людей люто ненавидит.

– От одних ненавистников только-только отвязались, а тут – на тебе. Ещё один нарисовался, – расстроилась Оля.

– Так я, кажется, знаю, что предпринять. Приказывать бесполезно: ежели дворови́к обозлился, ты его хоть убей, будет вредить исподтишка.

– И что же делать? – в голос спросили девочки.

– Будем договариваться.

Ермошка вернулся к висящему в воздухе Чура́ю и, щёлкнув пальцами, опустил того наземь.

– Ну что ж, уважаемый товарищ дворови́к, претензию мы вашу услышали, обсудили. Понимаем вашу неприязнь к белым зверюшкам и даже частично… мм… разделяем. Но! Ведь и животинка-то ни в чём не виновата. Как вы рассуждаете, товарищ?

Чуя, что разговор пошёл в нужное русло и теперь можно гнуть свою линию, дворови́к приосанился, поставил руки в боки и принялся крикливо поучать:

– А я вам вовсе никакой и не товарищ. По мне, так товарищи – пережиток прошлого. Я сам себе товарищ, мне и самого себя достаточно. Для чего вообще энти товарищи нужны? А я вот разумею, что товарищ нужо́н, штоб тока сэкономить поболе.

– На чём ето? – искренне удивился Ермошка.

– Да хоть на столовке, – продолжал наставлять Чурай, – придёшь так, бывало, к товарищу – и подавай мне чаю с сухарями, али чего там у него в запасе имеется. На игровой приставке сколь можно сэкономить, идёшь, например, к домовёнку какому-нибудь и режешься с ним в танчики цельну неделю. Я уж не говорю про то, какую кучу деньжищ можно сэкономить на семейном психологе! Вываливаешь на товарища все свои горести, промблемы – и всё! Пущай он и разгребает, раз уж он – товарищ.

Из всего сказанного Олю удивило не столько невероятная наглость дворовика, сколько то, что ему знакомо понятие «семейный психолог». Однако она не стала вмешиваться в переговоры. Но Ермошка тут же озвучил Олины мысли почти дословно:

– Ето уже не товарищество и тем более не дружба, а какое-то использование другого в своих корыстных целях получается!