Еретическое путешествие к точке невозврата - стр. 15
Появились секты перекрещенцев, иначе, анабаптистов. Они учат, что страшный суд вот-вот произойдёт, нужно отринуть всё мирское и не работать на господ. Словом, в империи нарастает хаос, и бунт вот-вот разразится, я чувствую это.
– Н-да-а… – некуртуазно поскрёб в затылке Вольфгер, – озадачил ты меня. Но… вот у нас в окрýге всё тихо.
– Не обольщайтесь, господин барон, – тихо ответил Иегуда. – Я знаю, что вы добрый господин и обращаетесь с крестьянами совсем не так, как другие князья, но толпа есть толпа. Поодиночке они ещё люди, но стоит им сбиться в стаю и выбрать себе вожака, они превратятся в хищников. И эти хищники готовы растерзать даже тех, кто их кормил, лечил и оберегал. Поэтому мой вам совет: готовьте замок к осаде. Как – вам лучше знать, вы воин, а я всего лишь странствующий купец, и мой удел, вечный удел моего народа – спасаться бегством.
– Как же ты поедешь с деньгами? – удивился Вольфгер. – А если разбойники? Хочешь, дам тебе охрану до границ Богемии?
– Вы странный человек, ваша милость, – задумчиво ответил купец. – Вы покупаете и читаете книги, знаете иностранные языки, а теперь вот предлагаете охрану богопротивному иудею, виновному в распятии вашего Спасителя.
Вольфгер досадливо отмахнулся:
– Я – это я, не будем об этом. Так возьмёшь охрану?
– Спасибо, господин барон, не возьму. Со мной четверо приказчиков, это сильные, умелые и опытные люди, да и сам я ещё неплохо владею оружием. От обычных разбойников мы отобьёмся, а от судьбы всё равно не уйдёшь. Будь что будет, ваши кнехты понадобятся вам здесь. Кроме того, большую часть денег я оставлю вашему управляющему, так что ничем, кроме своей шкуры, я и не рискую.
– Оставишь? Зачем?
– Да, господин барон, оставлю у вашего управляющего, у Паоло, а он уже переправит эти деньги на мой счёт у Фуггеров. Это гораздо удобнее и безопаснее, чем тащить мешок золота через две страны, я всегда так поступаю.
– Ловко, – признал Вольфгер, – ничего не скажешь. А я и не знал.
– А зачем господину барону знать эти незначительные подробности? – удивился купец. – Знает Паоло, и этого достаточно, он – честный человек.
– Ну хорошо, – сказал Вольфгер, – я понял, ты спешишь. Может, хотя бы переночуешь в замке?
– Прошу меня извинить, ваша милость, нет. Нам дорог каждый час. Заночуем по дороге в одной хорошей таверне, я её давно знаю.
Проводив купца, Вольфгер поднялся из-за стола и в глубокой задумчивости, заложив руки за спину, стал мерять башню шагами.
– Крестьянский бунт… Хм… А ведь сдаётся мне, купец-то прав. Он ездит по всей стране и должен почуять нечто такое, опасное, что растворено в воздухе и исподволь зреет. Это так, всё логично. Крестьян злит торговля индульгенциями, причём их заставляют покупать индульгенции и на умерших, чтобы, дескать, сократить срок их пребывания в чистилище. Понятно, что простецы чувствуют обман, тем более что в последнее время сборщики индульгенции стали действовать особенно нагло. В Альтенберг тоже приезжал монах-доминиканец, этот, как его, Тецель что ли, но я тогда приказал Карлу не пускать его в замок. Наверное, зря. Попа можно было, по крайней мере, расспросить, купив его разговорчивость за талеры. С другой стороны, крестьяне всегда бунтуют, их всегда усмиряют. Они вечно чем-то недовольны. Вот дьявольщина! Я никогда не думал об этом! Ну, крестьяне и крестьяне, вроде домашней скотины, только говорящей. Да они и говорить-то толком не умеют… Нет, чепуха! Хотя, с другой стороны…