Эпоха последних батыров - стр. 6

В оправданье кочевников можно отметить что иудеи, христиане или мусульмане той эпохи тоже были не слишком политкорректны в отношении иноверцев.

Свой эффект оказывали и древние степные верования в духов предков – аруахов. Казах мог уже не верить в полузабытого Тенгри или еще не верить в загадочного Аллаха, но он свято верил в бессмертие души и в то, что в повседневной жизни он всегда окружен аруахами. Почитание предков соблюдалось в такой священной форме, что в степи вплоть до XIX в. сохранялись в целости и сохранности древние курганы и мавзолеи, нередко хранившие целые клады. Н. П. Рычков в 1771 г., указывая факты грабежей степных гробниц, счел необходимым отметить, что «искатели сих сокровищ суть Русские люди, живущие в Сибири, которые, собираяся большими артелями, ходят в степь для снискания богатства погребенного в могилах древних народов. Киргизцы ж напротив того почитают за крайнее беззаконие искать сокровище в прахе умерших людей».

Почтение казахов к предкам производило порой неизгладимое впечатление на европейских путешественников, оказавшихся в Центральной Азии. Так, А. Вамбери счел необходимым написать о казахах, что «наибольшее впечатление производит их аристократическая гордость. Если встречаются два киргиза, то первый вопрос, который они задают друг другу, таков: «Ети атанг кимдир?», т. е. «Кто твои семь отцов (предков)?”. Тот, кого спрашивают, даже ребенок по восьмому году, всегда знает точный ответ, в противном же случае его сочтут крайне невоспитанным и неразвитым».

Понятно, что такое отношение к предкам приводило к стремлению быть достойными продолжателями их подвигов. И это тоже сказывалось на уровне военных традиций в обществе. Не случайно, что казахам было предоставлено российское подданство как «киргис-кайсацкому войску», чего старательно добивался один из активных участников этого процесса А. И. Тевкелев.

Но самым главным учителем, конечно, была сама война. История Казахского ханства – это история бесконечных войн. Недолгие годы мира врезались в память кочевников как нечто небывалое, как времена, когда жаворонки вили гнезда на спинах овец. Правда, такое время, судя по казахским преданиям, было только один раз – во время правления хана Тауке.

Воевать был обязан каждый мужчина. А на войне, как любил повторять Б. Момыш-улы, есть лишь один закон: либо убить, либо быть убитым. И, чтобы не оказаться в числе последних, человеку приходилось быть умным, ловким, сильным, зорким, выносливым и терпеливым. Не зря даже о казахах XIX в., в немалой степени утративших свою воинственность, Т. Аткинсон писал, что «имея хороших офицеров, киргизы могли бы составить лучшую кавалерию в мире. Им присущи все качества, прославившие в истории знаменитые полчища Чингис-хана».

Если же казахское войско соединится в одном месте

с намерением отразить неприятеля

[и] поднимет знамя сопротивления,

то отразить его весьма трудно,

разве только дурное предзнаменование прогонит их

за недобрые дела в долину гибели

и следы их дурных поступков

станут результатом их злодейской природы.

Фазлаллах ибн Рузбихан Исфахани

Около двух тысяч лет, с ветхозаветных времен и до наступления эпохи возрождения в Европе, кочевники евразийской степи считались самой грозной военной силой во всем мире. Образование Казахского ханства совпало во времени с новой эрой в истории военного дела – эрой пороха и регулярных армий. Эпоха полностью конных армий безвозвратно уходила в прошлое, и столкновения с армиями земледельческих государств теперь гораздо чаще заканчивались поражениями. Степняки, всегда искавшие сражений на открытом пространстве, оказывались беззащитны перед залпами пушек и пищалей.