Эпоха последних батыров - стр. 5

 – сообщает В. В. Радлов. «За волками, лисицами, корсаками охотятся всегда верхом и забивают зверя кнутами», – писал И. Фальк.

Но самой почетной охотой для настоящего батыра, желающего прославить свое имя, несомненно, являлся поединок с тигром. Л. И. Левшин рассказывал, что казахи «выходят на бой с тигром без всякого оружия, кроме толстого стеганого халата, в левой руке и кинжала в правой. Халат накидывают зверю на голову, а кинжалом поражают в бок, после чего он слабеет и истекает кровью».

Подобная жизнь в степи с беспрерывными кочевками, спортивными состязаниями, охотами, участием в набегах и их отражениях воспитывала с детства мужчин в первую очередь как идеальных воинов. «Поразительная мускульная сила и выносливость киргиза, его острый глаз, отчетливо различающий малейший предмет в туманных далях горизонта, его способность проводить на седле дни и ночи, его глубокое и тонкое знание всех суровых стихий пустыни и господство над нею путем этого знания, – все эти практические таланты, побеждающие дикую природу настолько, насколько это необходимо для скромных потребностей кочевника, – право, тоже стоют со своей точки зрения – многих наших книжных и письменных премудростей, несомненно подрывающих непосредственную способность человека к борьбе с враждебными силами природы и судьбы», – признавал Е. Марков.

Естественно, что воспитание тела не значило бы ничего без воспитания духа. И здесь необходимо отметить, что, вопреки многим заявлениям ученых, кочевники необязательно должны были быть воинами, от природы легко склонными к проявлению насилия. Историки и этнографы могут назвать множество кочевых племен и народов, отличавшихся своим миролюбием.

Мировоззрение казаха конца XVII – начала XVIII вв. составляло собой бешеную смесь всех идеологий, так или иначе проникавших в степь. Зороастризм, тенгрианство, христианство, ислам – все эти религии в той или иной степени оставили свой след в степной культуре. Особое место занимала фигура Чингисхана. Сейчас уже практически все историки согласны с выводом В. П. Юдина, что великий монгол был для кочевников тем же, кем для оседлых народов были Моисей, Иисус или Мухаммад. К этому абсолютно справедливому утверждению можно добавить лишь то, что и Яса в какой-то степени была равна Торе, Евангелию и Корану.

Некоторые историки уделяют внимание Ясе только как правовому документу, называя ее «законами Чингисхана». Но главной мыслью в ней все-таки, как и в других священных писаниях, было убеждение своей паствы в идее избранности кочевников. Жестокие законы «потрясателя вселенной» спустя столетия были забыты, но духовная часть Ясы оставалась незыблемой. Фактически Чингисханом были воскрешены идеи времен Тюркского каганата. Кочевники были провозглашены сынами «Вечного голубого Неба», в знак чего должны были править миром. Оседлые народы считались недочеловеками, и уподобление им было объявлено величайшим позором. Эти идеи были присущи и казахам рассматриваемого периода. Так, X. Барданес отмечал, что казахи «всех протчих народов презирают и со всяким весьма презрительно поступают». А. Вамбери также счел необходимым заметить: «Киргиз считает жителей городов и всех прочих людей, живущих на одном месте, больными или сумасшедшими и жалеет всех тех, у кого не монгольский тип лица. По его эстетическим понятиям, монгольская раса – это высшее проявление красоты, так как Бог, выдвинув вперед лицевые кости, сделал ее представителей похожими на лошадь, а лошадь в глазах киргизов – венец творения».