Элитные группы традиционных обществ

К началу ХХ в. сформировались два основных подхода к вычленению элит. Один, родоначальником которого является В. Парето, относит к элите лиц, «обладающих наивысшими показателями в своей сфере деятельности» (Pareto V. Elites and Their Circulation // Structured Social Inequality: A Reader In Comparative Social Stratification. New York, 1969). Другой, связанный с именем прежде всего Г. Моска, отождествляет с элитой «правящий класс» в самом широком смысле этого слова (Mosca G. The Ruling Class // The Logic of Social Hierarchies. Chicago, 1971), причем в ряде случаев понятие элиты сужается до узкого круга занимающих видное положение государственных деятелей.

Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. М., 2003. С. 334–335.

Carlton E. The few and the many: a typology of elites. Scolar Press, 1996; Clark G. The Son Also Rises: Surnames and the History of Social Mobility. Princeton University Press, 2014; Kaelble H. Social Mobility in the 19th and 20th Centuries: Europe and America in Comparative Perspective. St. Martin’s Press, 1985; Keller S. Beyond the Ruling Class: Strategic Elites in Modern Society. New Brunswick, 1991; Marger M. Elites and Masses: an Introduction to Political Sociology. New York, 1987; Reinhard W. Power elites and state building. Clarendon Press, 1996.

The European Nobility in the Eighteenth Century / Ed. by A. Goodwin. L., 1953; Verba S. Elites and the Idea of Equality: a Comparison of Japan, Sweden, and the United States. Cambridge (Mass.) – L., 1987.

Лебедева Г. Е. Социальная структура ранневизантийского общества. Л., 1980; Чекалова А. А. Сенаторская аристократия Константинополя в первой половине VI в. // Византийский временник, 33,1972.

Каждан А. П. Социальный состав господствующего класса Византии XI–XII вв. М., 1974.

Stone L. The Crisis of the Aristocracy, 1558–1641. L., 1965; Tawney R. H. The Rise of the Gentry, 1558–1640 // Past and Present, XI (1941), repr. in Essays in Economic History. Vol. 1 / Ed. E. M. Caruc-Wilson. L., 1954; Razzell P. E. Social Origins of Officers in the Indian and British Home Army, 1758–1962 // British Journal of Sociology. Vol. 14 (3), 1963; Otley C. B. The Social Origins of British Army Officers // Sociological Review. Vol. 18 (2), July 1970.

Пименова Л. А. Дворянство накануне Великой французской революции. М., 1986; Шарль К. Интеллектуалы во Франции. М., 2005; Couturier М. Reshershes sur les structures sociales de Chateaudun, 1525–1789. Paris, 1969; Ford F. Robe and Sword: The regrouping of the French Aristocracy after Louis XIV New York, 1965; Huppert G. Les bourgeois gentilshommes: an essay on the definition of elites in Renaissance France. Chicago, 1977; Mousnier R. Le Conceil de roi. Paris, 1970.

Rosenberg H. Bureaucracy, Aristocracy and Autocracy: The Prussian Experiens, 1660–1815. Cambridge, Mass., 1958; Demeter K. The German Officer Corps in Society and State, 1650–1945. L., 1965; Craig G. A. The Politics of the Prussian Army. New York, 1964.

Fahlbeck P. E. Der Adel Schwedens (und Finlands): Eine Demographische Studie. Jena, 1903.

Правящая элита Русского государства IX – начала XVIII вв. Очерки истории. СПб., 2006; Павлов А. П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб., 1992; Волков С. В. Русский офицерский корпус. М., 1993; Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI – первой четверти XVIII в. М., 1998; Корелин А. П. Дворянство в пореформенной России 1861–1904 гг. М., 1979; Кабузан В. М., Троицкий СМ. Изменения в численности, удельном весе и размещении дворянства в России в 1782–1858 гг. // История СССР. 1971. № 4; Троицкий СМ. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. М., 1974; Freeze G. L. The Russian Levities: Parish Clergy in the Eighteenth Century. Cambridge, Mass.; London: Harvard University Press, 1977; Pintner W. M. The Social Characteristics of the Early Nineteenth Century Russian Bureaucracy // Slavic Review American Quarterly of Soviet and East European Studies. Vol. 29. № 3. Sept., 1970.

Chang Chung-li. The Chinese Gentry. Seattle, 1970; Chu Tung-tsu. Han Social Structure. Seattle-London, 1972; Eberhard W. Social Mobility in Traditional China. Leiden, 1962; Eberhard W. Conqueres and Rulers. Social forces in medieval China. Leiden, 1965; Ebrey P. B. The Aristocratic Families of Early Imperial China. Cambridge, 1978; Hsieh Pao Chao. The Government of China (1644–1911). New York, 1966; Kracke E. A. Civil Service in Early Sung China, 960–1067. Cambridge, Mass., 1953; Marsh R. M. The Mandarines: Circulation of Elites in China 1600–1900. Glencoe, 1961; Parsons J. B. The Ming Dynasty Bureaucracy: Aspects of Background Forces // Chinese Government in Ming Times. NY.-L., 1969; Twitchett D. The Composition of the T'ang Ruling Class // Perspectives on the T'ang. New Haven-London, 1973.

Волков С. В. Служилые слои на традиционном Дальнем Востоке. М., 1999; Волков С. В. Чиновничество и аристократия в ранней истории Кореи. М., 1987; Грачев М. В. Формирование древнеяпонского чиновничества в VII – начале VIII вв. Рукопись канд. дисс. М., 1998; Mannari Н. The Japanese Business Leaders. Tokyo: University of Tokyo Press, 1974; Ch'oe Yongho. The Civil Examinations and the Social Structure in Early Yi Dynasty Korea: 1392–1660. Seoul, 1987; Чхве Джинок. Чосон сидэ сэнвон чинса ёнгу (Исследование обладателей степеней сэнвон и чинса периода Чосон). Сеул, 1998; Спеваковский А. Б. Самураи – военное сословие Японии. М., 1981.

Агаджанян А. С. Провинциальное чиновничество и государственный феодализм в Бирме // Народы Азии и Африки, 1983, № 3; Антощенко В. И. Чиновничество в социальной структуре феодального Вьетнама XVII–XVIII вв. Рукопись канд. дисс. М., 1991; Никитин А. В., Федорин А. Л. О роли феодальных родов в истории Вьетнама // Социальные группы традиционных обществ Востока. Ч. 1. М., 1985.

Elites: choice, leadership and succession / Ed. by Pina-Cabral de J., Pedroso de Lima A. Oxford-New York, 2000; The Rich, the Well Born, and the Powerful; Elites and Upper Classes in History / Ed. by F. C. Jaher. Urbana-Chicago-London, 1973; Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997; Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986; Социальные группы традиционных обществ Востока. Ч. 1–2. М., 1985.

Социальная структура общества в XIX в. М., 1982; Ранние формы социальной стратификации. М., 1993; Историко-социологические исследования. М., 1970; Государство в докапиталистических обществах Азии. М., 1987; Социальные организации в Китае. М., 1981; Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М., 1982; Феномен восточного деспотизма. М., 1993.

Государство Бохай (698–926 гг.) и племена Дальнего Востока России. М., 1994; Кычанов Е. И. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров. М., 1997; Кычанов Е. И. Очерк истории тангутского государства. М., 1968; Воробьев М. В. Чжурчжэни и государство Цзинь. М., 1975; Строева Л. В. Государство исмаилитов в Иране в XI–XIII вв. М., 1978; Агаджанов С. Г. Государство Сельджукидов и Средняя Азия в XI–XII вв. М., 1991; Азимджанова С. А. Государство Бабура в Кабуле и в Индии. М., 1977; Большаков О. Г. История Халифата. Т. 1–2. М., 1989–1993; Буниятов З. М. Государство Хорезмшахов-Ануштегенидов. 1097–1231. М., 1986; Гордлевский Вл. Государство Сельджукидов Малой Азии. М. – Л., 1941; Жуков К. А. Эгейские эмираты в XIV–XV вв. М., 1988; Семенова Л. А. Из истории Фатимидского Египта. М., 1974; Семенова Н. И. Государство сикхов. М., 1958.

Во всяком случае, именно такое впечатление производят работы по китайской аристократии. В целом различается по меньшей мере десять основных подходов в понимании аристократии, под ней имеются в виду: 1) члены влиятельных кланов, так называемые «сильные дома»; 2) члены правящего рода; 3) члены нескольких приближенных к престолу родов; 4) носители титулов знатности; 5) высшие сановники; 6) наиболее родовитая часть чиновников; 7) всё чиновничество; 8) крупные землевладельцы; 9) образованная элита, носительница культурных традиций; 10) весь привилегированный слой общества. На практике все эти категории населения, естественно, всегда пересекаются, полностью или частично совпадая по персональному составу. Но очевидно, что среди них названы явления совершенно разного порядка, в т. ч. носящие явно эмоционально-оценочный характер.

Тут следует подчеркнуть, что я рассматриваю аристократию только как функционально-статусную группу, отвечающую названным выше критериям, т. е. группу, представляющую небольшую часть, верхушку высшего сословия, а не всё сословие (с которым может быть соотнесен весь слой родов шидафу). Поэтому для этого времени аристократией в том смысле, в каком употребляется этот термин в настоящей книге, можно считать лишь несколько десятков наиболее могущественных кланов (которые и формально отделялись от остальных служилых родов). Весь же остальной круг родов и семей, официально зарегистрированных в реестрах и выделенных таким образом из массы населения, представляет собой по своему месту в социальной структуре общества, статусу в нём и функциям полный аналог европейского дворянства, поскольку им и исчерпывается всё высшее сословие.

Вопрос о том, деление какого именно уровня считать сословным делением, решается в литературе по-разному (не говоря уже о том, что общества традиционной дальневосточной системы иногда вообще считают несословными). Тем более, что при его решении не всегда можно опираться на выделение искомых групп законодательством, поскольку иногда при одинаковом, в принципе, социально-профессиональном составе населения, в одних странах законодательство выделяло 3–4 группы, в других – до 10 и более. Но, исходя из привычных критериев близких нам европейских понятий (где сословное деление, как принято считать, выступает наиболее выпукло и определенно), предпочтительнее выделять в сословия достаточно большие группы населения, существенно отличающиеся друг от друга по социальному статусу и объему прав. Таковых же можно выделить обычно не более 3–4, и для стран традиционной дальневосточной системы ими будут чиновничество (в широком смысле этого слова, т. е. включая примыкающие к нему группы), простолюдины и личнозависимые. Что же касается более мелких социальных групп, существующих параллельно с основными и тем более входящих в состав более крупных (например, члены правящего клана, субчиновничество, ремесленники, различные категории несвободных и т. п.), то они могут быть названы сословными группами, субсословиями или сословиями второго порядка. Любопытно, что при всей разнице в наборе называемых сословий единственное сословие, которое присутствует во всех схемах, это сословие свободных простолюдинов, т. е. именно тот слой населения, который составляет подавляющее большинство в обществе. Характерно при этом, что никто не считает сословиями те четыре группы, на которые «простой народ» (и шире – всё население) делится в системе традиционных китайских представлений: образованные люди, земледельцы, ремесленники и торговцы; в лучшем случае они считаются прослойками. Для этого действительно есть основания, поскольку в правовом отношении различия между ними в традиционной дальневосточной системе незначительны (сводятся практически к тому, что ремесленникам и торговцам запрещалось сдавать экзамены на чин), и существование этих групп в китайской политической традиции отражает лишь представления о сравнительной престижности соответствующих занятий. Однако в странах региона, отошедших от традиционной дальневосточной системы или никогда не принадлежавших к ней, именно эти категории населения являлись настоящими сословиями. Так в Японии после X в. сословие чиновников так и не оформилось, но выделяются сословия аристократии, самураев (или военно-служилое сословие), крестьянство и городское сословие, а к началу периода Токугава насчитывалось 4 сословия: самураи, крестьяне, ремесленники и торговцы, кроме них существовали аристократия, духовенство и парии (Толстогузов А. А. Социальна я мобильность в средневековой Японии // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 92–95). Помимо сословия свободных простолюдинов более или менее очевидным является существование сословий чиновников (в которое некоторые включают и знать, родственников правителя), духовенства (монахов) и несвободных (иногда подразделяемое на ряд более мелких сословий). Выделять в социальной структуре дальневосточных обществ в качестве самостоятельного сословия так называемую знать едва ли правомерно. К ней обычно относят родственников правителя (в т. ч. и по жене) и обладателей почетных титулов. Разумеется, они стояли по общественному и имущественному положению выше основной массы чиновничества, однако родственники правителя слишком специфическая и относительно малочисленная группа, чтобы ее можно было считать особым сословием. Что же касается титулов, то они, во-первых, были ненаследственными, а во-вторых, давались за личные заслуги. Наконец, все титулованные особы входили в одну общегосударственную систему рангов, а именно по принципу обладания рангом в дальневосточных обществах и выделялось высшее сословие. Эти люди, составляя специфическую, обособленную группу, входили тем не менее вместе с чиновниками в состав одного сословия. Точно так же, как в Европе носители титулов составляли высшую часть единого дворянского сословия. Европейские титулы и их носители отличаются от дальневосточных в той же мере, в какой всё сословие европейского дворянства отличается от сословия дальневосточного чиновничества. В ряде государств (созданных в результате завоевания части территории Китая кочевыми народами) параллельно сосуществовали два типа сословного деления: для китайцев и завоевателей. Последние делились всегда на три сословия – знать, чиновники и простонародье, без неполноправных. Исключением были Раннее Чжао, Северное Вэй и Поздняя Хань (923–937 гг.), где по причине сильной китаизации создателей государства особого сословного деления для завоевателей не вводилось.

Если в Советской исторической энциклопедии (т. 13. М., 1971. С. 347) определение сословия еще более или менее адекватно историческим реалиям – там сословия характеризуются по их юридическому положению в обществе с добавлением, что «в развитом, сложившемся виде сословия характеризовались наследственностью и относительной замкнутостью», то Советский энциклопедический словарь (М., 1983. С. 1240) называет сословие группой, «обладающей передаваемыми по наследству правами и обязанностями»), а Философский энциклопедический словарь (М., 1983. С. 627) и вовсе уверяет, что «сословия отличаются от таких корпораций, принадлежность к которым является результатом личных достижений индивида (на экзаменах, военной службе и т. д.)», тогда как именно личные достижения на государственной службе, и особенно военной, служили основным источником пополнения высшего сословия в «классических» сословных обществах.

См., например: Ланьков А. Н. Политическая борьба в Корее XVI – XVIII вв. СПб., 1995. С. 37; Д. В. Деопик пишет: «Проблема степени социальной вертикальной мобильности очень важна, так как именно ее высокая степень в ЮВА, отсутствие вследствие этого сословных учреждений и прав делает трудным сравнение с феодальной Европой и послужило для некоторых основанием отрицания феодального характера средневековых обществ Юго-Восточной Азии. Степень социальной мобильности – одна из проблем “неевропейских феодализмов”, часто называемых “азиатским феодализмом” или “азиатским” способом производства применительно к средним векам… Для перехода важнейшей в обществе грани достаточно было некоторого богатства, дававшего или связи, или возможность уплаты за звание, или возможность располагать свободным временем для выполнения мелких чиновничьих функций или получения дополнительного образования» (Деопик Д. В. Вертикальная социальная мобильность низших групп феодальных землевладельцев и общинной верхушки в Юго-Восточной Азии // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 180,183).

Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 54,66.

С конца XVII в. во Франции несколько раз предпринимались попытки составить «всеобщий каталог» дворян, но они так и не были осуществлены (Пименова Л. А. Дворянство накануне Великой французской революции. М., 1986. С. 30).

Артемова О. Ю. Первобытный эгалитаризм и ранние формы социальной дифференциации // Ранние формы социальной стратификации. М., 1993. С. 50,78.

Попов В. А. Историческая динамика общественного расслоения и тенденции классогенеза в параполитейных обществах // Ранние формы социальной стратификации. М., 1993. С. 132–137.

Арсеньев В. Р. Мали: традиции культуры и проблемы социально-политического развития // Ранние формы социальной стратификации. М., 1993. С. 223–224.

Бондаренко Д. М. Привилегированные категории населения Бенина накануне первых контактов с европейцами // Ранние формы социальной стратификации. М., 1993. С. 165.

Баглай В. Е. Социально-классовая структура древнеацтекского общества // Ранние формы социальной стратификации. М., 1993. С. 172–173,175,178–180,183.

Гуляев В. И. Города-государства майя. М., 1979. С. 222–224,228–229,251.

Гуляев В. И. Древнейшие цивилизации Мезоамерики. М., 1972. С. 133,138.

История Древнего Востока. Ч. 1. М., 1983. С. 241.

Дьяконов И. М. Общественный и государственный строй Древнего Двуречья. Шумер. М., 1959. С. 219.

История Древнего Востока. Ч. 1. М., 1983. С. 260.

Дьяконов И. М. Общественный и государственный строй Древнего Двуречья. Шумер. М., 1959. С. 251.

История Древнего Востока. От ранних государственных образований до древних империй. М., 2004. С. 372.

История Древнего Востока. От ранних государственных образований до древних империй. М., 2004. С. 499–500.

История Древнего Востока. Ч. 1. М., 1983. С. 272,276.

Там же. С. 374.

Кленгель-Брандт Э. Путешествие в древний Вавилон. М., 1979. С. 139; История древнего мира. Кн. 2. Расцвет древних обществ. М., 1882. С. 43.

Дандамаев М. А. Вавилонские писцы. М., 1983. С. 59,171,176.

Дьяконов И. М. Общественный и государственный строй Древнего Двуречья. Шумер. М., 1959. С. 222.

История Древнего Востока. Ч. 1. М., 1983. С. 377.

История Древнего Востока. От ранних государственных образований до древних империй. М., 2004. С. 502–503.

Вильхельм Г. Древний народ хурриты. М., 1992. С. 78,82.

История Древнего Востока. Ч. 2. М., 1988. С. 73–74.

История Древнего Востока. От ранних государственных образований до древних империй. М., 2004. С. 410.

Маккуин Дж. Г. Хетты и их современники в Малой Азии. М., 1983. С. 114–116; Герни О. Р. Хетты. М., 1987. С. 63,65.

История Древнего Востока. Ч. 1. М., 1983. С. 408,412–413.

История Древнего Востока. Ч. 2. М., 1988. С. 355,361,412,489,490,492,494.

Дандамаев М. А., Луконин В. Г. Культура и экономика древнего Ирана. М., 1980. С. 125.

Фрай Р. Наследие Ирана. М., 1972. С. 84.

Дандамаев М. А., Луконин В. Г. Культура и экономика древнего Ирана. М., 1980. С. 130,186,233.

История древнего мира. Кн. 2. Расцвет древних обществ. М., 1882. С. 476–477.

История Древнего Востока. От ранних государственных образований до древних империй. М., 2004. С. 776–779.

Пигулевская Н. В. Византия и Иран на рубеже VI и VII веков. М. – Л., 1948. С. 208–209.

Большаков О. Г. История Халифата. Т. 1. М., 1989. С. 25–27; История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 114–115.

Успенский Ф. И. История Византийской империи. VI–IX вв. М., 1996. С. 10.

Васильев Л. С. Феодальный к лан в древнем Китае. (Возникновение, расцвет, упадок) // Социальные организации в Китае. М., 1981. С. 175.

Как отмечал М. В. Крюков, анализ материалов погребений VIII–VI вв. до н. э. наглядно подтверждает слова одного из деятелей того времени о том, что «живущий в смутный век может быть знатным и тем не менее бедным» (Крюков М. В. Социальна я мобильность и этнические процессы в древнем Китае // Четырнадцатая научная конференция «Общество и государство в Китае». Ч. 2. М., 1983. С. 4).

Переломов Л. С. Конфуцианство и легизм в политической истории Китая. М., 1981. С. 17.

С м.: Волков С. В. Чиновничество и аристократия в ранней истории Кореи. М., 1987. Приложение V. С. 281–287.

Кляшторный С. Г. Основные черты социальной структуры древнетюркских государств Центральной Азии (VI–Х вв.) // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 219,221.

Кычанов Е. И. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров. М., 1997. С. 272

История Древней Греции. М., 2001. С. 41.

Блаватская Т. В. Греческое общество второго тысячелетия до новой эры и его культура. М., 1976. С. 25.

Полякова Г. Ф. Социально-политическая структура пилосского общества. М., 1978. С. 4,264; История Древней Греции. М., 2001. С. 63–64.

Seager R. Elitism and Democracy in Classical Athens // The Rich, the Well Born, and the Powerful; Elites and Upper Classes in History / Ed. by F. C. Jaher. Urbana—Chicago—London, 1973. P. 8.

История Древней Греции. М., 2001. С. 117,179–180.

Seager R. Elitism and Democracy in Classical Athens // The Rich, the Well Born, and the Powerful; Elites and Upper Classes in History / Ed. by F. C. Jaher. Urbana—Chicago—London, 1973. P. 11.

История Древней Греции. М., 2001. С. 113,115,119–120,180–181.

Кембриджская история древнего мира. Т. III. Ч. 3. Расширение греческого мира. VIII–VI века до н. э. М., 2007. С. 287,289–290.

Немировский А. И. Этруски. От мифа к истории. М., 1983. С. 118–124.

История Древней Греции. М., 2001. С. 304,308–309.

Отсутствие статусной стратификации ниже небольшого высшего слоя связано с общими принципами римского быта. Т. Моммзен отмечал: «Конечно, те общественные ступени, которые неизбежно создаются во всяком гражданском обществе возрастом, умом, образованием и богатством, оказывали свое влияние и на римское общинное устройство, но дух гражданства и политика правительства не позволяли этим различиям резко выступать наружу. Весь римский общественный быт клонился к тому, чтобы делать из граждан способных людей, стоящих на одном среднем уровне, но никак не давать хода гениальным личностям. Образование римлян не подвигалось вперед вместе с усилением могущества римской общины; а сверху его инстинктивно скорее сдерживали, нежели поощряли» (Моммзен Т. История Рима. Т. 1. СПб., 1994. С. 248–249).

История древнего мира. Кн. 2. Расцвет древних обществ. М., 1882. С. 462–463.

2-й, 3-й и 4-й разряды выставляли по 20 центурий, 5-й – 30, ремесленники и музыканты 4, пролетарии – 1; с 241–238 гг. каждый из 1–5 классов выставлял по 70 центурий; число всаднических, ремесленных и пролетарских осталось прежним. По центуриям проходило и голосование (История древнего мира. Кн. 2. Расцвет древних обществ. М., 1882. С. 437–438,464).

Моммзен Т. История Рима. Т. 1. СПб., 1994. С. 217–218,237,244–245,614. При Сулле порядок комплектования Сената был изменен: цензура фактически упразднена (отнято право вычеркивать), а число квесторов увеличено до 20 ежегодно, при этом был установлен возрастной ценз и порядок: сначала надо было побыть квестором, затем претором, затем консулом (эдила разрешалось миновать); в 104 г. до н. э. Сулла также отменил выборность высших жреческих должностей и возвратил жреческим коллегиям неограниченное право кооптации (Моммзен Т. История Рима. Т. 2. СПб., 1994. С. 253–254).

Моммзен Т. История Рима. Т. 1. СПб., 1994. С. 612.

Моммзен Т. История Рима. Т. 3. СПб., 1995. С. 327.

Моммзен Т. История Рима. Т. 2. СПб., 1994. С. 252.

Моммзен Т. История Рима. Т. 1. СПб., 1994. С. 614.

Моммзен Т. История Рима. Т. 2. СПб., 1994. С. 287.

История древнего мира. Кн. 3. Упадок древних обществ. М., 1882. С. 237.

Там же. С. 53,55–56,84–85.

Сергеенко М. Е. Простые люди Древней Италии. М. – Л., 1964. С. 14–41.

Лебедева Г. Е. Социальная структура ранневизантийского общества. Л., 1980. С. 154–155,159.

Кулаковский Ю. А. История Византии. Т. 1. СПб., 1996. С. 68–70.

Чекалова А. А. Сенаторская аристократия Константинополя поля в первой половине VI в. // Византийский временник, 33,1972. С. 25.

В аналогичном положении были члены промышленных корпораций, также закрепощенные за предприятием, куда был вложен их капитал (Кулаковский Ю. А. История Византии. Т. 1. СПб., 1996. С. 68–70).

Лебедева Г. Е. Социальная структура ранневизантийского общества. Л., 1980. С. 124–126,131,136–137.

Пигулевская Н. В. Византия и Иран на рубеже VI и VII веков. М. – Л., 1948. С. 114–121.

Большаков О. Г. История Халифата. Т. 1. М., 1989. С. 17.

Ф. И. Успенский писал: «После смерти Юстиниана долго не видим талантливых людей, аристократия почти вся вымерла или погибла, и администрация стала пополняться людьми без образования, без подготовки и, наконец, без понятий о долге и чести. Даже на престол вступают люди, ничем до того неизвестные и не приносившие с собой никаких традиций. Нужно было пройти долгому периоду, пока народились новые люди» (Успенский Ф. И. История Византийской империи. VI–IX вв. М., 1996. С. 378).

Лебедева Г. Е. Социальная структура ранневизантийского общества. Л., 1980. С. 150–151.

В ранневизантийский период карьера заканчивалась внесением служилого чина в сенаторские списки, когда же Сенат был уничтожен и стал императорским советом, то звание сенатора оставалось почетным и давалось в награду за службу, но все ли сенаторы были патрикиями, или каждый патрикий – сенатором, трудно сказать. При этом крупное землевладение не было исключительным достоянием служилого сословия, но и частных лиц (Успенский Ф. И. История Византийской империи. Период Македонской династии (867–1057). М., 1997. С. 486).

Каждан А. П. Социальный состав господствующего класса Византии XI–XII вв. М., 1974. С. 4–8,14.

История Византии. Т. 3. М., 1967. С. 98–99.

Дмитриева О. В. Английское дворянство в XVI – начале XVII в.: границы сословия // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 14–25.

Прокопьев В. П. Армия и государство в истории Германии Х–ХХ вв. Л., 1982. С. 23.

Ведюшкин В. А. Идальго и кабальеро: испанское дворянство в XVI–XVII вв. // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 103.

Черных А. П. Роль герба в обозначении сословных границ в португальском обществе XVI в. // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 141.

Наумов Е. П. Господствующий класс и государственная власть в Сербии XIII–XV вв. М., 1975. С. 58–60,306.

Гросул В. Я. Классы и сословия Дунайских княжеств в первой половине XIX в. // Социальная структура общества в XIX в. М., 1982. С. 220,226–227.

Дмитриева О. В. Английское дворянство в XVI – начале XVII в.: границы сословия // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 16–18.

Численность пэров (без женщин на своем праве, детей короля и старших сыновей, заседавших в Палате лордов вместе с отцом) на конец года:

(Stone L. The Crisis of the Aristocracy, 1558–1641. L., 1965. Р. 758).

Stone L. Social Mobility in England, 1500–1700 // Past and Present, 33 (Apr. 1966). Р. 24.

The European Nobility in the Eighteenth Century / Ed. by A. Goodwin. L., 1953. Р. 1 7.

Arnstein W. L. The Survival of the Victorian Aristocracy // The Rich, the Well Born, and the Powerful; Elites and Upper Classes in History / Ed. by F. C. Jaher. Urbana—Chicago—London, 1973. P. 203.

Федосов Д. Г. Лорды и лэрды: шотландское дворянство в XVI–XVII вв. // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 43,49.

Ведюшкин В. А. Идальго и кабальеро: испанское дворянство в XVI–XVII вв. // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 103.

Пискорский В. К. История Испании и Португалии. М., 2011. С. 210.

История Испании. Т. 2. М., 2014. С. 366.

Гусарова Т. П. Дворянство Венгрии в XVI–XVII вв. // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 173.

Бычкова М. Е. Формирование правящего класса Великого княжества Литовского в XVI веке // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 223.

Сергеевич В. И. Русские юридические древности. СПб., 1900. Т. I. С. 389–397. Т. II. С. 440.

Ролова А. Д. Дворянство Италии конца XV – середины XVII вв. // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 99.

Ford F. Robe and Sword: The regrouping of the French Aristocracy after Louis XIV. New York, 1965. Р. 68,174–175.

Rosenberg H. Bureaucracy, Aristocracy and Autocracy: The Prussian Experiens, 1660–1815. Cambridge, Mass., 1958. Р. 147.

Дмитриева О. В. Английское дворянство в XVI – начале XVII в.: границы сословия // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 21.

Stone L. The Crisis of the Aristocracy, 1558–1641. L., 1967. Р. 28,52.

Cornwall J. The Early Tudor Gentry // Econ. Hist. Rev. 2nd ser., XVII (1964–65). Р. 464.

Федосов Д. Г. Лорды и лэрды: шотландское дворянство в XVI–XVII вв. // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 43–44.

Ведюшкин В. А. Идальго и кабальеро: испанское дворянство в XVI–XVII вв. // Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 103.

Правящая элита Русского государства IX – начала XVIII вв. Очерки истории. СПб., 2006. С. 198,324,328,330,339,408,479; Павлов А. П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб., 1992. С. 109–125.

Cornwall J. The Early Tudor Gentry // Econ. Hist. Rev. 2nd ser., XVII (1964–65). Р. 461.

Craig G. A. The Politics of the Prussian Army. New York, 1964. Р. 4.

Хачатурян Н. А. Сословная монархия во Франции XIII–XV вв. М., 1 9 89. С. 3 8 –39.

Foster F. F. Politics and Communities in Elizabethan London // The Rich, the Well Born, and the Powerful; Elites and Upper Classes in History / Ed. by F. C. Jaher. Urbana—Chicago—London, 1973. Р. 115–117,133–136.

Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI – первой четверти XVIII в. М., 1998. С. 55,149–150,220,222,381,443.

Cornwall J. The Early Tudor Gentry // Econ. Hist. Rev. 2nd ser., XVII (1964–65). Р. 468.

Stone L. Social Mobility in England, 1500–1700 // Past and Present, 33 (Apr. 1966). Р. 22.

Ford F. Robe and Sword: The regrouping of the French Aristocracy after Louis XIV. New York, 1965. Р. 32–33,37.

Чепулис-Растенис Р. Формирование интеллигенции // Социальная структура общества в XIX в. М., 1982. С. 338.

Почетное гражданство, как и дворянство, делилось на потомственное и личное. К потомственному почетному гражданству по рождению причислялись дети личных дворян и священников, окончивших духовную семинарию или академию. На него также имели право купцы 1-й и 2-й гильдии, непрерывно состоявшие в ее составе 10 и 20 лет соответственно или награжденные орденом, их дети, а также артисты, художники, ученые. Личное почетное гражданство получали дети священников без образования (по рождению), и все выпускники высших учебных заведений (ПСЗ (II). Т. VII. № 5284. С. 193–195). Но число почетных граждан в течение нескольких десятилетий было очень невелико: к 1840 г. насчитывалось 2,4 тыс. почетных граждан, к 1850 г. – 7,2 тыс. В городском населении они составляли тогда 0,2 % и 0,4 % соответственно.

Хитрова Н. И. Специфика социально-экономического строя Черногории в XIX в. // Социальная структура общества в XIX в. М., 1982. М., 1982. С. 198.

Здесь по закону 1926 г. для начинающего чиновника было установлено 4 категории оклада, резко различающиеся в зависимости от уровня образовательного ценза: 1-я «а» предусматривала два высших образования, 1-я «б» – высшее (72 тыс. крон в год), 1-я «с» неполное (2 курса) высшее (54 тыс.), 2-я – полное среднее (39 тыс.) и 4-я – для не имеющих такового (30,6 тыс.) (Кузьмин М. Н. К социальной характеристике школьной системы буржуазной Чехословакии // Историко-социологические исследования. М., 1970. С. 311).

Гросс М. Общественно-экономическое развитие Хорватии во второй половине XIX в. // Социальная структура общества в XIX в. М., 1982. С. 145.

Шпис А. Основные черты социального развития Словакии в конце XVIII – первой половине XIX в. // Социальная структура общества в XIX в. М., 1982. С. 130–131.

Это нашло свое отражение при составлении в 640–641 гг. списков на выплату жалованья, размер которого зависел не столько от занимаемой должности, сколько от близости к пророку и времени принятия ислама. Вдовы пророка получили больше высших военачальников, а внуки – столько же, сколько участники первой битвы при Бадре – 5 000 дирхемов (участники первых походов получили по 3000, последующих – 2 000,1 000,500,300,250 и 200 дирхемов), причем жалованье (от 500 до 200 дирхемов) получали и жены мухаджиров (Большаков О. Г. История халифата. Т. 2. М., 1993. С. 129,147).

Семенова Л. А. Из истории Фатимидского Египта. М., 1974. С. 103,105.

Орешкова С. Ф. Османский феодализм: типологические наблюдения // Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М., 1982. С. 116.

Орешкова С. Ф. Османская государственная структура: проблема жалованья и пожалований // Феномен восточного деспотизма. М., 1993. С. 266.

Орешкова С. Ф. Османская автократия: опыт типологической характеристики // Государство в докапиталистических обществах Азии. М., 1987. С. 192–193.

Жуков К. А. Эгейские эмираты в XIV–XV вв. М., 1988. С. 121,128.

Удалова Г. М. Йемен в период первого османского завоевания (1538–1635). М., 1988. С. 19–20. Попытка «соцориентированного» режима с 1967 г. отменить их за 20 лет так и не удалась; экспроприировав имущество высших страт, власти не поколебали принципы брачных соответствий и декларируемых генеалогий, продолжалось физическое воспроизводство страт и передача духовных традиций (Родионов М. А. Можно ли отменить социальные страты? Уроки Хадрамаута // Ранние формы социальной стратификации. М., 1993. С. 322–323,325–326).

Строева Л. В. Государство исмаилитов в Иране в X I–X III вв. М., 1978. С. 168–170.

Ацамба Ф. М. Господствующий класс в социальной структуре египетского города (конец XVIII – начало XIX вв.) // Государство в докапиталистических обществах Азии. М., 1987. С. 204.

История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 141.

Там же. С. 343.

Агаджанов С. Г. Государство Сельджукидов и Средняя Азия в XI–XII вв. М., 1991. С. 35–36.

Строева Л. В. Государство исмаилитов в Иране в X I–X III вв. М., 1978. С. 4–5.

Как отмечал знаменитый арабский географ XII в. Идриси, «их князья воинственны, предусмотрительны, тверды, справедливы и отличаются превосходными качествами; народ жесток, дик, груб и невежествен» (Семенова Л. А. Из истории средневековой Сирии. Сельджукский период. М., 1990. С. 68,74–78).

Буниятов З. М. Государство Хорезмшахов-Ануштегенидов. 1097–1231. М., 1986. С. 62.

История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 352–353.

Жуков К. А. Эгейские эмираты в XIV–XV вв. М., 1988. С. 124.

История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 576,5 79.

Кузнецова Н. А. Некоторые особенности формирования правящей элиты в Иране в XVIII–XIX вв. // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 242.

История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 142.

Семенова Л. А. Из истории Фатимидского Египта. М., 1974. С. 123.

История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 369.

Строева Л. В. Государство исмаилитов в Иране в X I–X III вв. М., 1978. С. 6.

История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 353,381–382.

Орешкова С. Ф. Османский феодализм: типологические наблюдения // Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М., 1982. С. 117,123.

Иванов Н. А. О типологических особенностях арабо-османского феодализма // Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М., 1982. С. 142.

Орешкова С. Ф. Османская государственная структура: проблема жалованья и пожалований // Феномен восточного деспотизма. М., 1993. С. 268–269.

Агаджанов С. Г. Государство Сельджукидов и Средняя Азия в XI–XII вв. М., 1991. С. 36–37.

История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 374,377,604.

Орешкова С. Ф. Османская автократия: опыт типологической характеристики // Государство в докапиталистических обществах Азии. М., 1987. С. 195–196; Орешкова С. Ф. Османская государственная структура: проблема жалованья и пожалований // Феномен восточного деспотизма. М., 1993. М., 1993. С. 267.

Семенова Л. А. Из истории Фатимидского Египта. М., 1974. С. 106–107.

Строева Л. В. Государство исмаилитов в Иране в X I–X III вв. М., 1978. С. 4.

Семенова Л. А. Из истории средневековой Сирии. Сельджукский период. М., 1990. С. 62–63.

Агаджанов С. Г. Государство Сельджукидов и Средняя Азия в XI–XII вв. М., 1991. С. 105.

Ацамба Ф. М. Господствующий класс в социальной структуре египетского города (конец XVIII – начало XIX вв.) // Государство в докапиталистических обществах Азии. М., 1987. С. 210.

Иванов Н. А. Организация шариатской власти и административно-хозяйственного аппарата в Османской империи XVI–XVII вв. // Феномен восточного деспотизма. М., 1993. С. 241–243.

Кузнецова Н. А. Некоторые особенности формирования правящей элиты в Иране в XVIII–XIX вв. // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 238.

Семенова Л. А. Из истории средневековой Сирии. Сельджукский период. М., 1990. С. 64.

Агаджанов С. Г. Государство Сельджукидов и Средняя Азия в XI–XII вв. М., 1991. С. 100.

Строева Л. В. Государство исмаилитов в Иране в XI–XIII вв. М., 1978. С. 4.

История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 352.

Семенова Л. А. Из истории Фатимидского Египта. М., 1974. С. 115.

История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 377.

Орешкова С. Ф. Османский феодализм: типологические наблюдения // Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М., 1982. С. 124.

Иванов Н. А. О типологических особенностях арабо-османского феодализма // Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М., 1982. С. 144.

Иванов Н. А. Организация шариатской власти и административно-хозяйственного аппарата в Османской империи XVI–XVII вв. // Феномен восточного деспотизма. М., 1993. С. 241.

История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 583.

Строева Л. В. Государство исмаилитов в Иране в XI–XIII вв. М., 1978. С. 5.

Семенова Л. А. Из истории Фатимидского Египта. М., 1974. С. 104–105.

Иванов Н. А. Османское завоевание арабских стран. 1516–1574. М., 1984. С. 207.

История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 608.

Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Древняя Индия. М., 1985. С. 167,169.

По данным китайского путешественника середины VII в. Сюань Цзана, из 13 царей было 5 кшатриев, 4 брахманов, 2 вайшьи и 2 шудр. В средние века слово «кшатрий» выходит из употребления, и только немногие роды (особенно раджпуты) решались вести происхождение от древних кшатриев. Вайшьи при Сюань Цзане считались торговцами, более почтенными, чем земледельцы. (Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Древняя Индия. М., 1985. С. 475–476.)

История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 101.

Медведев Е. М. Формирование эксплуататорского класса в Индии в древности и в раннее средневековье // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 195–196.

Таковы Пушпабхути, Бхагадатты из Камарупы, Палы, Пратихары, Чанделлы. Из брахманов происходили Сатаваханы, Вакатаки, Парамары, Чахаманы и возможно Гухилоты, из вайшьев – Вардхаманы и Гупты.

Алаев Л. Б. Кастовая система и социальная мобильность в Индии // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 199.

История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 104–105.

Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Древняя Индия. М., 1985. С. 296–297.

Однако в ряде случаев выделившееся в результате разложения раджпутских племен крестьянство стало причисляться к другим, чем знать, кастам (так впавшие в зависимость хохары Пенджаба стали именоваться джатами, а знать того же этноса – раджпутами). Зависимость статуса от принадлежности к клану, характерная для раджпутских княжеств до Х-ХП вв., уступила место другим критериям знатности, в частности, принадлежности к служилому военному сословию (Ашрафян К. З. Некоторые факторы типологизации социально-экономического развития Индии в средние века // Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М., 1982. С. 165–166,168).

История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 317,324.

Там же. С. 544,555.

Антонова К. А. Английское завоевание Индии в XVIII веке. М., 1958. С. 146.

Семенова Н. И. Государство сикхов. М., 1958. С. 38–40,42,74–75.

Ашрафян К. 3. Социальная мобильность и каста в средневековом городе Индии // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 206–207.

Азимджанова С. А. Государство Бабура в Кабуле и в Индии. М., 1977. С. 148.

Антонова К. А. Английское завоевание Индии в XVIII веке. М., 1958. С. 140.

Теоретическое представление об общественной иерархии, присущее всему времени существования традиционной дальневосточной системы, подразумевало деление населения на 4 группы, расположенные по степени престижа в зависимости исключительно от занятий: 1) ученые, образованные люди (ши), 2) земледельцы (нун), 3) ремесленники (гун), 4) торговцы (шан). Оно не касалось реальной социально-политической иерархии – по степени близости к власти (хотя, разумеется, предполагалось, что управлять должны ученые), игнорировало наличие общественных групп, стоящих вне (выше или ниже) этой схемы – привилегированных и неполноправных, и в целом относилось к «нормальному» (лично свободному) населению. Таким образом, это чисто теоретическое представление не претендовало на отражение политических реалий, но было той идеологической основой, на которой строилось социальное законодательство.

Более дробное деление для «классического» периода традиционной дальневосточной системы может выглядеть так: 1) привилегированные (чиновники, родственники императора, члены знатных кланов), 2) свободные полноправные (ученые, земледельцы), 3) свободные неполноправные (ремесленники и торговцы), 4) несвободные бесправные (различные категории лично несвободных и рабы). В свою очередь вышеназванные слои могут быть разбиты (и обычно так или иначе выделяются в законодательстве) на более мелкие группы.

Законодательство традиционной дальневосточной системы (Тан) различало 10 сословных групп, объективно делящихся на 2 категории – лично свободных (первые три) и несвободных (остальные): 1) лица, имеющие ранг – чиновничество, включая членов императорского клана и аристократических кланов, 2) простые люди («сто фамилий»), не имеющих рангов, должностей и титулов и связанных с ними привилегий, 3) монахи (буддийские, даосы и др.), 4) тайчан иньшэн жэнь, 5) буцюй и кэнюй, 6) чан чжу, 7) гун и юэ, 8) цзаху, 9) гуаньху, 10) нубэй (рабы) (Кычанов Е. И. Проблемы сословно-классового анализа общества Тан (VII–X вв.) // Социальные организации в Китае. М., 1981. С. 45–47,51).

Так, в Юань все общинники делились на минь (обычных) и членов специальных статусных групп: ученые, частнопрактикующие врачи, астрологи, солдаты, военные поселенцы, ремесленники, производители соли, шахтеры, почтовые работники и т. д. Принадлежность к ним была настолько существенна, что выходец из этих групп указывал на свое к ним отношение даже в тех случаях, когда его отец и дед были чиновниками. Те же группы продолжали существовать и в Мин, причем некоторые были весьма многочисленными, например, в раннеминский период было зарегистрировано 2,7 млн взрослых мужчин из почти 2 млн дворов, принадлежащих к сословной группе солдат (Но Ping-ti. The Ladder of Success in Imperial China. Aspects of Social Mobility 1368–1911. NY.-L., 1962. P. 55,59).

Лица, принадлежащие к «двум костям» – все являлись в той или иной степени родственниками ванов и составляли аристократию. Ниже их стояли юктупхум, одупхум и садупхум (шести-, пяти- и четырехглавая степень соответственно). Эти группы могут считаться чем-то вроде европейского дворянства. Из их членов преимущественно формировалось чиновничество (хотя доступ в его ряды в нижней части пирамиды был широко открыт для свободных простолюдинов). Однако к этим трем категориям принадлежали практически все, кто стоял выше крестьян-простолюдинов, поскольку, например, деревенские старосты относились к одупхум и садупхум, так что предполагаемые трех-, двух- и одноглавая степени включали уже простолюдинов, и указания на какие-либо различия между ними и даже вообще на их реальное существование в источниках отсутствуют. Принципиальная разница существовала, во-первых, между «костями» и «тремя пхум», а во-вторых, между последними и всем остальным населением.

Это были янбаны (чиновники), чунъины (незаконные дети янбанов и лица свободных профессий), сори и хянри (потомственные канцеляристы), санмин (торговцы), конмин (ремесленники), янмин (свободные крестьяне), чхонмин (личнозависимые и лица презираемых профессий). При этом вполне бесспорно выделялись только первая и последняя, а остальные часто объединялись в янмин (иногда с выделением либо чунъинов, либо конминов).

Деопик Д. В. История Вьетнама. Ч. 1. М., 1994. С. 93. Д. В. Деопик подчеркивает, что во Вьетнаме основной фигурой был свободный крестьянин. «Из них выходили чиновники, монахи, военные. При этом их братья оставались в деревне, и сюда же возвращались после отставки чиновники». (Деопик Д. В. История Вьетнама. Ч. 1. М., 1994. С. 5.) Вьетнамский помещик происходил из богатых крестьян той же деревни; чиновниками могли стать его дети, реже и только в позднее время – он сам. К XIX в. основой феодального класса всё более становились помещики, а чиновничество постепенно занимало то место, которое оно занимает в поздних абсолютистских государствах – высокопрестижное сословие платных служащих, лишь часть из которых является помещиками (при этом последние частью были таковыми при рождении, частью стали, накопив богатство на службе (Новая история Вьетнама. М., 1980. С. 187–188)).

История Вьетнама. М., 1983. С. 127.

Грачев М. В. Формирование древнеяпонского чиновничества в VII – начале VIII вв. Рукопись канд. дисс. М., 1998. С. 201.

Воробьев М. В. Межсословные и внутрисословные границы в раннесредневековой Японии // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 75–77.

Спеваковский А. Б. Самураи – военное сословие Японии. М., 1981. С. 13–14,19.

Что касается отставных чиновников действительной службы, то разница в отношении сословных прав пролегала в Тан между чиновниками 1–5-го и 6–9-го рангов. Последние при увольнении со службы подлежали зачислению в реестры податей и повинностей и лишались прав на «земли вечного владения». Отставные чиновники 1–5-го рангов переходили в байсин только в случае «потери имени» и сохраняли те же права на «земли вечного владения», что и находящиеся на службе. Потомки чиновников 1–5-го рангов, «потерявших имя», уже не могли восстановить статус предков и навечно оставались в сословии байсин, хотя и сохраняли наименование «потомков чиновника 4-го ранга». «Почетные чиновники» (не имевшие должностей, а только почетное звание сань) изначально принадлежали к байсин, но сверх обычных крестьянских наделов имели еще «земли вечного владения», положенные им в соответствии с их званиями. Сюда же относились лица, имевшие звания за заслуги сюнь – «чиновники за заслуги». Звания эти, как и все другие, не передавались по наследству, и дети таких лиц, не имевшие собственных званий, именовались «потомками почетного чиновника» (Тюрин А. Ю. Формирование феодально-зависимого крестьянства в Китае в III–VIII вв. М., 1980. С. 23–25,162).

В Мин к концу династии численность близких и дальних родственников, не занимающих должностей, но имеющих ранги, титулы и звания, превысила 100 тыс. человек (У Хань. Жизнеописание Чжу Юань чжана. М., 1980. С. 230).

В Цинь и Хань существовало до 20 ненаследственных рангов знатности (их можно было и купить): низшие с 1 по 8-й и высшие с 9 по 20-й, освобождавшие от обычных повинностей. Однако это были не более чем эквиваленты чиновных рангов, причем включавшие в себя и тех, кого впоследствии относили к субчиновникам (низшие 1–8-й ранги). В число же знати входили обладатели титулов хоу – родственники императора, высшие чиновники и отличенные за выдающиеся заслуги. Обладатели 19-го и 20-го рангов знатности получали в кормление определенное количество дворов (Крюков М. В., Переломов Л. С, Софронов М. В., Чебоксаров Н. Н. Древние китайцы в эпоху централизованных империй. М., 1983. С. 28–29). Итак, к аристократии в Хань относились 3 социальные группы: 1) родственники императора, 2) члены семей императриц и вдовствующих императриц, 3) заслуженные чиновники (Chu Tung-tsu. Han Social Structure. Seattle-London, 1972. P. 75–79,86).

В отличие от обычных семей из 2–3 поколений (5–6 человек) эти семьи часто представляли собой значительное число людей, живущих вместе (хотя и не обязательно под одной крышей). Ими были более или менее монополизированы чиновные посты в местном управлении, в т. ч. и в Поздней Хань (Chu Tung-tsu. Han Social Structure. Seattle-London, 1972. P. 160,207,231).

Практически только дети лиц, получивших высокую «категорию качества» и поступивших на службу, могли рассчитывать сами получить соответствующую оценку. Поскольку же от высоты оценки зависела и высота поста, сложились семьи высокоранговые, второстепенные, меньшие и просто годные для службы (Ebrey Р. В. The Aristocratic Families of Early Imperial China. Cambridge, 1978. P. 17–19).

Крюков M. B., Малявин В. В., Софронов М. В. Китайский этнос на пороге средних веков. М., 1979. С. 54–59.

Twitchett D. The Composition of the T'ang Ruling Class // Perspectives on the T'ang. New Haven-London, 1973. P. 55–56.

Ebrey P. B. The Aristocratic Families of Early Imperial China. Cambridge, 1978. P. 108,112.

Такое соединение вполне правомерно: какая-то часть сословия или группы внутри него может быть и ненаследственной, в частности, положение обладателей ненаследственных титулов знатности среди аристократии тождественно, например, положению личных дворян в составе российского дворянства.

Аристократия здесь не ограничивалась сыновьями императоров и их потомками: вожди кочевых племен, участвовавших в первых завоеваниях, и в конечном счете почти все высшие и средние гражданские чиновники в конце получали почетный титул знатности (Hucker C. O. A dictionary of official titles in Imperial China. Stanford, 1985. P. 67). Аристократический статус не был всегда наследственным, и за особые заслуги человек мог повышаться в титуле. Коренная племенная аристократия получала большие земельные владения в Китае и собирала любой налог на прилегающих землях, хотя правительство старалось установить стандартную таксу (целая современная провинция Юннань была в наследственном владении одной семьи, а Тибет был сравнительно автономен под контролем двух фаворитских семей.)

Большинство чиновников (около 60 %) не имели служащих одновременно с ними родственников (лиц своего клана – т. е. лиц той же фамилии из одного уезда), особенно в центральном аппарате, где не имели родственников 88,4 % (616 человек), имели по одному родственнику 9,7 % (68), по два 1,3 % (9) и по три – 0,6 % (4 человек). Однако выделялись отдельные кланы, представители которых были среди чиновников весьма многочисленны: процент лиц, имеющих от 1 до 8 родственников, плавно убывает, но лиц, имеющих свыше 9 родственников, больше, чем имеющих 3. Например, одновременно служил 71 представитель клана Лин, занимая 128 должностей (Parsons J. В. The Ming Dynasty Bureaucracy: Aspects of Background Forces // Chinese Government in Ming Times. NY.-L., 1969. P. 207).

Все члены императорской фамилии, а также заслуженные чиновники имели титулы знатности, но им никогда, даже номинально не давалось земельных владений. Наиболее высокопоставленные принцы присоединяли к титулу эпитеты (церемонный ли, величественный су и почтительный гун), употреблявшиеся почти как фамилии. Не имея владений, принцы жили в столице и в отличие от минской практики занимали посты в аппарате (Hucker С. О. A dictionary of official titles in Imperial China. Stanford, 1985. P. 84). Принцу полагалось 1440–540 му и 10–1,3 тыс. таэлей, обладателям более низких титулов – от 360 му и 700–500 таэлей, до 240–60 му и 410–110 таэлей (Hsieh Pao Chao. The Government of China (1644–1911). New York, 1966. P. 48).

Высшей прослойкой в тайпинском государстве были князья (до 1856 г. 7, в 1860–16), в 1853 г. был введен титул хоу (к 1856 г. его имели 16 человек), а в 1856 г. было учреждено 6 новых титулов между хоу и ваном (каковых к концу насчитывалось около 2700 разных степеней). Официальные указы закрепляли особое положение лиц, отнесенных к высшей аристократии и бюрократии (Королева Н. А. Административная система Тайпинского государства // Социальные организации в Китае. М., 1981. С. 122).

Китайские летописи сообщали, что они «воюют сами», а «низшие дворы» кормят их. Собственно, когда речь идет о когурёских чинах, то между их носителями явно просматриваются элементы феодальных отношений: «все тэга сами назначают своих саджа и чоый сонинов, которые напоминают частных вассалов» (Пак М. Н. Описание корейских племен начала нашей эры (по «Саньго чжи») // Проблемы востоковедения. 1961, № 1. С. 119), причем «сильные из больших дуйлу утесняют и грабят бессильных и поставляются сами собой, а не царской властью определяются» (Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. 2. М.-Л., 1950. С. 58). В «Тан шу» и «Син Тан шу» говорится: «Те, кто называются чоый, есть выдающиеся люди. [Они] держат в руках государственную политику, через три года сменяются, [но] если хорошо служат, то не сменяются. Вообще, если в день смены не подчиняются, то нападают друг на друга. Ван оберегается, запершись во дворце, и соглашается с тем, кто победил» (Самгук саги (Исторические записи Трех государств). Т. 2. Пхеньян, 1959. С. 293).

С учетом того, что в Силла престол последовательно занимали представители трех родов – до 184 г. Пак, до 356 г. Сок и затем Ким.

Верхушка покоренных или добровольно присоединившихся общин и протогосударственных образований лишь в редких случаях могла претендовать на равный с ними статус. Так произошло, в частности, с потомками ванского рода покоренного государства Кая, которым была дарована фамилия правящего в Силла рода Ким, и таким образом они были причислены к последнему.

Свою карьеру все аристократы, в том числе и сыновья вана, начинали с младших рангов. Ранговая структура не образовывала стройной пирамиды: число лиц, находившихся к каком-то чине, вовсе не обязательно должно было быть меньше числа лиц более низкого или больше числа лиц более высокого чина. По одному из сообщений за 669 г., соотношение было примерно (эти 36 человек только часть лиц высших чинов) таким: 1 в Исключительном, 1 в Особом, 7 в 1-м, 5 во 2-м, 4 в 3-м, 6 в 4-м и 12 в 6-м ранге. (См.: Самгук саги. Т. 1. Пхеньян, 1958. С. 165.) Но во всей шеститысячной массе чиновничества, особенно в VIII–IX вв., они составляли ничтожное меньшинство (доля высших должностей составляла всего 1,6 % – 91 человек). Хотя абсолютное число членов сословия чинголь с годами возрастало, рост чиновничества шел еще быстрее, и доля их в нём падала. (Волков С. В. Чиновничество и аристократия в ранней истории Кореи. М., 1987. С. 178–179). Важной привилегией аристократии было право владеть в условиях господства принципа государственной собственности на землю частными земельными участками. Выражением «внеструктурного» политического влияния аристократии была должность сандэдына, введенная в 531 г. Эта высшая должность в государстве не была, однако, связана с каким-либо учреждением, а стояла особняком: сандэдын был председателем аристократического совета при ване. Вообще в первые века существования Силла аристократия играла определяющую роль, выдвигая на престол того или иного вана, к середине VII в. устанавливается режим автократии, а с конца VIII в. влияние аристократии снова начинает расти. Такое положение аристократии в структуре общества было следствием того, что Силла возникло непосредственно из первобытного состояния, а не являлось наследником какого-нибудь предшествовавшего ему государственного образования. В государствах, создаваемых на развалинах предшественников, искусственно ограничить круг аристократии родственниками правящего дома почти невозможно: последнему трудно игнорировать оставшиеся аристократические роды, связанные с прежней династией (если они только не истребляются полностью). В самой Корее, в частности, аристократия Корё, созданного на развалинах Силла и вновь объединившего полуостров, принципиально отличалась по характеру своего от силлаской, включая, в частности, многие роды, происходившие от ванов Силла.

При сравнении высшего чиновничества – всего было обследовано 750 лиц, встречающихся в биографических разделах «Корё са», без учета членов правящего рода (Корё са. Т. 8–11. Пхеньян, 1964–1966) по двум характеристикам – наиболее родовитых (имеющих не менее 6 поколений служилых предков) и имеющих наиболее высокопоставленных отцов (имеющих 1–4-й ранги) – обнаруживается, что существенной взаимосвязи между ними не существовало (Волков СВ. Чиновничество и аристократия в ранней истории Кореи. М., 1987. С. 199–200).

Даже первые генеалогии кланов начали составляться не ранее 1565 г. (как исключения, есть сведения о родословных, составленных тремя кланами в 1423,1476 и 1482 гг.), причем традиции составления генеалогий и историй родов не были свойственны Корее с древних времен до этого времени, некоторые даже не помнили 4 поколений своих предков, так что к началу XVII в. едва дюжина кланов располагала составленными генеалогиями. Более того, даже потомки выдающихся лиц в случае провала на экзаменах брались рядовыми солдатами в армию (такая участь постигла, в частности, правнука Ким Джонджика – главной фигуры корейского конфуцианства XV в.) и теряли янбанский статус (Ch'oe Yong-ho. The Civil Examinations and the Social Structure in Early Yi Dynasty Korea: 1392–1660. Seoul, 1987. P. 143–149).

Его составляли: старшие принцы синно (братья, сестры, сыновья и дочери императора), младшие принцы сёво (остальные члены рода по мужской линии), принцы 5-го поколения (праправнуки старших принцев – иногда сохраняющие титул, но не пользующиеся привилегиями принцев). В 706 г. в состав императорского клана были включены потомки в 5-м поколении, с 729 г. – в 6-м, а с конца VIII в. он стал пополняться по императорским указам без учета степени родства. Однако вследствие чрезмерного разрастания этой группы в X в. положения 706 и 729 гг. были отменены и дальние потомки низведены до уровня обычных высших чиновников (Грачев М. В. Формирование древнеяпонского чиновничества в VII – начале VIII вв. Рукопись канд. дисс. М., 1998. С. 215–216).

Титул кабанэ первоначально был титулом «служебного состояния», со временем превратившись в наследственный. Первоначально основную роль играли носители титулов оми и мурадзи (в большинстве возводившие свое происхождение к легендарным царям древности и частью находившиеся в родстве с императорским домом), роды, связанные с профессиональными функциями, имели титулы томо-но мияцуко, провинциальная знать – куни-но мияцуко, атаи, агата-нуси и др. Последние категории представляли собой знать, начавшую формироваться при дворе и вообще на основе службы, причем последняя проявляла тенденцию к усилению, но всё-таки занимала среднее и низшее звено в придворной иерархии. В 684–685 гг. была проведена реформа титулов кабанэ, отражавшая, с одной стороны, стремление императорской власти регулировать положение родов в зависимости от преданности династии, с другой – реакцию аристократических кругов на слишком быстрое возвышение при дворе иммигрантских и вообще менее знатных родов. Вместо около 30 титулов кабанэ было введено 8: махито, асоми, сукунэ, имики, мити-но си, оми, мурадзи, инаки. При этом костяк высшего чиновничества составляли носители титулов асоми и сукунэ, к которым и были причислены наиболее знатные и влиятельные роды. Высшим титулом считался махито (его носители имели наиболее тесную связь с императорским домом), пожалованный первоначально 13 родам, титул асоми получили 52 рода. В VII в. из 4 человек, получивших чин высший сё, 2 имели титул асоми, по 1 – махито и сукунэ, из 42, получивших второй по значимости чин дзики – 5 махито, 23 асоми, 6 сукунэ, 2 имики, 3 мурадзи, по 1 оми, фухито и сугури. В VIII в. из числа лиц, имевших 1-й ранг, 80 % составляли асоми и 20 % сукунэ, 2-й – 19 % махито, 71 асоми и 10 сукунэ, 3-й – 10,72 и 18 соответственно (Грачев М. В. Формирование древнеяпонского чиновничества в VII – начале VIII вв. Рукопись канд. дисс. М., 1998. С. 25,31–34,39,42,80).

Мещеряков А. Н. Древняя Япония: буддизм и синтоизм. М., 1987. С. 176.

Обращает на себя внимание некоторое сходство правового положения аристократии в Японии и Силла. И там, и там она составляла верхушку чиновничества, «зарезервировав» за собой 5 высших рангов. Однако аристократические традиции в Японии были несравненно мощнее (что в конечном счете вместе с относительной слабостью китайского влияния и определило развитие страны по иному пути). Здесь аристократы получали общегосударственный ранг уже в силу своего происхождения (к тому же не в 25, а в 21 год от роду) и, что самое главное, вне службы, таким образом вся аристократия была приравнена к чиновничеству, причем часть ее составляла его верхушку, а часть образовывала категорию санви. Лица последней категории могли использоваться в качестве телохранителей (императорских – из детей лиц 4–5-го рангов, принцев крови – из детей лиц 6–8-го рангов, сановников – из детей столичных и провинциальных чиновников 9-го ранга). В гвардию также отбиралось по 1 человеку от уезда из детей местной администрации. Поскольку состав ее был именно таков, гвардейцам в период службы разрешалось держать экзамены и делать чиновничью карьеру (Свод законов «Тайхорё». Т. 2. М., 1985. С. 85,2–25). В Государственный университет принимались дети и внуки лиц не ниже 5-го ранга (исключение делалось только для двух иммигрантских родов потомственных писцов), а дети лиц 6–8-го рангов – только по «настоятельной просьбе» родителей; в провинциальные школы принимались дети и младшие братья уездных чиновников. В результате столь мощных привилегий детям чиновников ниже 6-го ранга было практически невозможно подняться по службе выше 4-го ранга (Мещеряков А. Н. Древняя Япония: буддизм и синтоизм. М., 1987. С. 42).

Воробьев М. В. Чжурчжэни и государство Цзинь. М., 1975. С. 126–129,142,172.

Источник называет роды Гао, Чжан, Ян, Доу, У и Ли (Е Лун-пи. Цидань го чжи (История государства киданей). М., 1979. С. 335).

Среди последнего известны представители 49 различных родов, большинство из которых, судя по фамилиям, мохэские, но встречаются китайские, когурёские и силлаские (Государство Бохай (698–926 гг.) и племена Дальнего Востока России. М., 1994. С. 50).

Кычанов Е. И. Очерк истории тангутского государства. М., 1968. С. 101–102,104,107.

Деопик Д. В. История Вьетнама. М., 1994. С. 61–62,146–147; История Вьетнама. М., 1983. С. 128,182.

Рассматривая цинский период, в понятие «джентри» включают как всех чиновников (в том числе отставных и тех, кто купил свои ранги), так и обладателей ученых степеней и академических званий, никогда не состоявших на службе и занимавшихся частной практикой. Весь этот круг лиц в культурно-психологическом отношении образует некоторое единство, и у европейца возникает ассоциация со знакомым ему дворянским сословием, часть которого служит, а часть просто живет в своих имениях или находит себе применение в сфере «свободных профессий». И в том аспекте, в котором этот слой здесь рассматривается, такая ассоциация вполне оправданна (любопытно, что в Англии в конце XVI – начале XVII в. в состав дворянства-«nobilitas» включались, например, титулованные лица, епископы, рыцари, эсквайры, джентльмены, священники и т. н. «literatos» – «все образованные, имеющие какую-либо ученую степень» (Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 12–13).

Chu Tung-tsu. Local Government in China under the Ch'ines // 'Harvard East Asian Studies'. Cambridge. Mass., 1962, № 9. P. 171.

Центрами, вокруг которых объединялась в провинции местная элита, были совоны – храмы, посвященные памяти выдающихся конфуцианских деятелей, при которых имелись также школы, служившие чем-то вроде клубов и имевшие небольшую земельную собственность и ноби. Некоторым из них ваны жаловали собственноручно написанную вывеску, и такие имели право на 20 человек сотрудников и прислуги (обычные – 15). К 1721 г. насчитывалось 235 совонов, до 1800 г. было создано еще 195, но во второй половине XVIII в. много их было и закрыто (Ланьков А. Н. Политическая борьба в Корее XVI–XVIII вв. СПб., 1995. С. 31).

Свод законов «Тайхорё». Т. 2. М., 1985. С. 165.

Обладатели 12 разрядов государственных наград получали права лиц, получивших ранги (последние также могли получать эти награды), в следующей пропорции:

Свод законов «Тайхорё». Т. 1. М., 1985. С. 132–134.

Антощенко В. И. Система должностей и титулов во Вьетнаме XV–XVIII вв. и отражение в ней структуры господствующего класса // Вестник Моск. ун-та. Сер. XIII: «Востоковедение». 1990, № 1. С. 40–41.

В частности, во Вьетнаме женская титулатура состояла из 22 ступеней и распространялась на жен обладателей титулов знатности и чиновников 1–4-го рангов, причем титулы жен обладателей титулов знатности по рангу полностью соответствовали титулам мужей, жены военных чиновников имели титулы с разницей в 5 ступеней против рангов их мужей (т. е. жены чиновников рангов 1а-4б имели ранги Зб-7а), а гражданских – в 7,9 и 10 ступеней (т. е. жены чиновников рангов 1а-2а, 2б-3б, 4а-4б имели ранги 4б-5б, 7а-8а и 9а-9б соответственно). Прижизненные женские звания 1–3-го рангов были привилегией придворных женщин (Антощенко В. И. Система должностей и титулов во Вьетнаме XV–XVIII вв. и отражение в ней структуры господствующего класса // Вестник Моск. ун-та. Сер. XIII: «Востоковедение». 1990, № 1. С. 40–41).

Ряд привилегий янбан не был связан с государственной службой: неподсудность обычному суду (их дела рассматривались специальным органом Ыйгымбу), смягчение условий тюремного заключения, неподверженность женщин пыткам, заковыванию в колодки и некоторым видам телесных наказаний, предоставление возможности осужденному покончить самоубийством, особые одежда и головной убор, запрещение сидеть и курить в их присутствии, право давать в суде показания стоя (а не на коленях), обязанность простолюдинов спешиваться и кланяться при встрече с ними. Ограничивались в правах поступления на государственную службу дети от наложниц, потомки политических преступников, дети и внуки вышедших замуж вдов. Янбанское сословие пополнялось также из числа янминов путем усыновления за плату богатых крестьян (этой возможности были лишены торговцы и ремесленники, поскольку для янбан эти занятия считались недопустимыми). Ниже янбанов стояло сословие чунъинов, возникшее в XV–XVI вв. как прослойка детей янбан от наложниц, которые считались простолюдинами, однако на практике, обладая образованием, воспитанием и средствами, с ними не сливались, однако в дальнейшем всё больше становилось самовоспроизводящимся, поскольку дети чунъинов наследовали статус родителей. Кроме того, в это сословие могли переходить получившие специальное образование сори и янъины; с другой стороны, наиболее неудачливая часть чунъинов переходила в янъины. Это сословие примыкало к янбанам, поскольку также пополняло ряды чиновничества, однако для его представителей существовали ограничения по служебному продвижению (с различиями в зависимости от статуса матери – происходила ли она из янъинов или чхонинов), и даже в случае занятия регулярных должностей они не получали служебных наделов. На практике чунъины занимали должности, требующие не конфуцианской, а специальной подготовки (в Корее традиционно насчитывалось 10 таких дисциплин: 4 языка – китайский, маньчжурский, монгольский и японский, медицина, гадание, живопись, математика, право, даосизм). Этот маргинальный слой дал огромное количество участников разного рода антиправительственных выступлений и идеологов движения «сирхак» (за реальные знания) и постоянно поднимал вопрос о равноправии с янбанами (что поддерживалось частью последних). В 1696 г. внукам свободных наложниц и правнукам несвободных было разрешено сдавать гражданские экзамены, а в конце XVIII – начале XIX в. были сделаны дальнейшие уступки (Ланьков А. Н. Политическая борьба в Корее XVI–XVIII вв. СПб., 1995. С. 41,45–46,48). Третье служилое сословие, сформировавшееся в XV в. – сори также не было отстранено от возможности поступления в состав чиновничества, однако потолок их служебной карьеры также был ограничен в провинции 5-м старшим, в столице – 7-м старшим рангами.

Таким образом, они пользовались даже большими привилегиями, чем потомки братьев императора, через 5 неслужилых поколений превращавшихся в простолюдинов. К 1819 г. эта группа включала 30 семей (предполагалось включение всего около 300). Однако следующий император, действуя в духе традиционных установок на препятствование образованию наследственных привилегированных слоев, пресек развитие этого сословия (Рябинин А. Л. Рождение империи Нгуенов. М., 1988. С. 411–412,414–416).

К госанкэ принадлежали всего 3 рода: Кии, Мито и Овари, фудай насчитывалось 150 родов, они располагали доходом 1 млн – 100 тыс. коку риса в год, и на каждые 100 тыс. коку были обязаны содержать 2,5–3 тыс. самураев, т. е. до 25–30 тыс. каждый.

Их было около 5 тыс., они имели право личной аудиенции у сёгуна, входить в помещение с главного входа, не падать ниц перед госанкэ и ездить верхом в Эдо. Они получали паек менее 10 тыс. коку в год (незначительная часть – и земли-та) и в случае войны поставляли 5 человек с каждой тысячи коку риса годового дохода, в мирное – входили в состав администрации сёгуна.

Их было 15 тыс., они получали паек 100 коку. Хатамото и гокэнин делились на 2 класса: фудай (роды ближайших сподвижников Токугавы Иэясу) и гохо.

Они получали около 30 коку.

Спеваковский А. Б. Самураи – военное сословие Японии. М., 1981. С. 19–20,129–130.

Двумя высшими категориями родов были каолян (чьи предки занимали в трех поколениях должности «Трех князей») и хуаю (имевшие предков шаншулинов или пуе), затем шли роды 1-го ранга (цзясин) – имевшие в роду глав департаментов палаты Шаншу и выше, 2-го ранга (исин) – глав 9 управ или начальников областей, 3-го и 4-го рангов (более низкие должности, не ниже ланчунов и ланов). Позже эта система пришла в беспорядок ввиду невозможности точно определить ранг семей. В танское время на основании служебных достижений предков служилые кланы (помимо выделившихся во второй половине VII в. «7 великих фамилий» высшего разряда – см. главу 4) образовали 5 степеней рангов, охватывающих все несколько сот семей, которые были названы шицзу (образованные служилые роды). Все прочие семьи стали считаться общинниками (шусин) (Twitchett D. The Composition of the T'ang Ruling Class // Perspectives on the T'ang. New Haven-London, 1973. P. 49,55–56,77–79,81). Он подчеркивает, что для определения социального происхождения человека в Тан существуют только два критерия: 1) доказанное членство в малой группе сверхэлитных кланов, 2) путь поступления на службу по экзамену или «тени». Но «тень» не была привилегией знатного слоя в целом, а основывалась на ранге отца независимо от его кланового происхождения. Кроме того, только немногие из членов родовитых кланов были чиновниками, а многие представители самых аристократических кланов жили в бедности и работали своими руками.

В 634,638,659,681,749 и других годах составлялись перечни аристократических родов (до середины VIII в. их было составлено более 10). В списке 634 г. фигурировало 398 кланов, в 638 г. императору был поднесен труд в 100 частях, где было поименовано 1651 родов, принадлежащих к 293 кланам, которые были разбиты на 9 степеней социальной значимости. После утверждения императором он был обнародован и распространен в империи. В 659 г. император решил заменить его новым из 200 частей, включавшим 2287 родов 245 кланов. Этот труд подчеркивал личные и служебные достижения более, чем происхождение (т. к. в 600–705 гг. были введены экзамены) и ранжировал все семьи строго в соответствии с официальным рангом или титулом знатности, достигнутыми главами семей при нынешней династии и ограничивал итоговый семейный статус исключительно прямыми потомками получившего эту должность и отрицая равный статус для побочных и дальних родственников. В 713 г. Лю Чжун преподнес трону свой труд из 200 частей, который в следующем году был обнародован. Разумеется, официальные назначения не зависели больше от положения семьи, как в предсуйский период, и книги 659 и 713 гг. были направлены на приведение положения семей в соответствии с реальными достижениями их членов. 739 г. датирован лист из 398 фамилий, сопровождающийся указанием, что представителям родов, не поименованным в нём, запрещается брак с представителями названных в списке родов. Имеется также манускрипт из Дуньхуана, написанный не ранее середины 790-х гг., где вместо 398 фамилий перечислены не менее 791, многие из которых совершенно неизвестны и с трудом ассоциируются с кланами с устоявшейся репутацией. В IX в. практика составления генеалогических реестров и институт цзюньван исчезли (Twitchett D. The Composition of the T'ang Ruling Class // Perspectives on the T'ang. New Haven-London, 1973. P. 63–65,68,73–74; см. также: Eberhard W. Conqueres and Rulers. Social forces in medieval China. Leiden, 1965. P. 38)

Как писал историк Шэнь Юэ (441–513): «Если при Чжоу и Хань люди делились на «мудрых» и «неученых», то в Вэй и Цзинь – на «знатных» и "безродных"» (Крюков М. В., Малявин В. В., Софронов М. В. Китайский этнос на пороге средних веков. М., 1979. С. 54–55). Ма Дуаньлин (XIII в.) писал: «Отпрыски знатных фамилий были в большом почете, а людей низкого происхождения презирали. Поэтому в отличие от позднейших времен никто не хвастался тем, что он быстро поднялся из низов, и никто не стыдился говорить, что он сделал карьеру благодаря знатности своей семьи». Шэнь Ко, ученый XI в., уподоблял организацию раннетанского общества кастовому строю Индии и утверждал, что такой строй был насажден в Китае завоевателями-кочевниками и свойствен всем варварским народам, но не китайцам (Малявин В. В. Аристократия раннесредневекового Китая и ее историческое значение // Социальные организации в Китае. М., 1981. С. 21).

Тюрин В. А. Типы социально-политической структуры средневековых обществ Юго-Восточной Азии // Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М., 1982. С. 214–216,218).

Деопик Д. В. Вертикальная социальная мобильность низших групп феодальных землевладельцев и общинной верхушки в Юго-Восточной Азии // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 181.