Элис - стр. 24

Мне невероятно повезло в детстве: мои родители никогда не били меня, не наказывали домашним арестом, не отбирали вещей, не запрещали моих увлечений и даже не угрожали, чтобы заставить слушаться. Однако лет с одиннадцати я начал ощущать, что такие увлечения создают трудности.

Уже тогда я серьёзно увлёкся программированием и не мог о нём не говорить. У меня не осталось друзей, которые разделяли бы тот интерес. А те, кто такое уже любил, были старше, и я находил с ними общий язык только в чатах и на форумах. В итоге всех бывших друзей я растерял.

К шестнадцати годам научился сдерживать язык. Стал говорить о своих интересах намного меньше и только по делу. Замкнулся в себе. Однажды в универе преподаватель на первом занятии предложил студентам по очереди рассказать о себе. У моих одногруппников это не вызвало особых затруднений. Когда же очередь дошла до меня, я сумел назвать только собственное имя. Профессор резонно заметил, что моё имя ему ни о чём не говорит. Но я не нашёлся что добавить. Я тогда вообще не понимал, как люди существуют в общественных местах, как участвуют в традиционных социальных активностях. К двадцати годам уже почти превратился в кого-то вроде hikikomori. Это японское слово означает тех, кто по собственному желанию выбрал жизнь в уединении, отказываясь от активного участия в обществе. Правда, истинные хикикомори нормальной работы обычно не имеют и сидят на шее у родных. Я же зарабатывал сам, причём неплохо, а никого близкого к тому моменту у меня не осталось. Родители погибли в автоаварии, а теоретически существовавших дальних родственников я никогда не видел и просто не знал.

К тому времени мне удалось отыскать неплохую работу по специальности, но и там я сохранял одиночество. Жизнь казалась какой-то серой и скучной. Не знаю, являлось ли моё тогдашнее состояние депрессией или чем-то иным, но закономерность была простой: чем меньше делал, тем хуже получалось. Чем меньше общался, тем скучнее казалось всё окружающее. Зато мне становилось лучше, когда я заставлял себя быть активным, но не в профессиональном плане, а в бытовом. Например, шёл прогуляться, пытался немного прибраться дома, стремился выйти куда-нибудь в Город, поболтать с кем-нибудь в чате. Делалось хуже, когда я просто лежал на диване и тупо скролил телефон. Чем больше замыкался, тем сложнее становилось хоть что-то начинать.

Тогда я пытался разорвать этот круг с помощью структурированного распорядка. Утром выходил на прогулку, даже если шёл дождь, снег или совсем не хотелось. Старался начать день с движения. Вставать в определённое время, чистить зубы, готовить завтрак, принимать душ, ехать в офис наиболее затейливым путём. Можно было почти радоваться, что получалось делать хоть что-то для заботы о себе. Это действительно помогало, но слабо и недолго. В некоторые дни мне казалось, что я даже не в своём теле. Будто наблюдал за своей жизнью откуда-то немного со стороны. Говорил что-то, кивал в нужные моменты, смеялся, когда люди этого от меня ждали, но ничего из этого не достигало цели.

С первых дней на этой работе я даже не думал о том, как выгляжу. Лето, жара – ну в чём ещё ходить, если не в джинсах и футболке? Через пару дней кто-то из коллег спросил с улыбкой: «А чего это ты одет не по форме?» Тут я огляделся и понял: все в рубашках, брюках, некоторые даже в пиджаках и галстуках. Ответил, что мне так удобно и о каких-то правилах ничего не знаю. Интересно, что потом ребята потихоньку стали переходить на мой стиль. А после выяснилось, что дресс-код тут сотрудники сами выдумали – руководству было глубоко по фигу, во что мы одеты и как. Вот так негласная традиция развалилась из-за моих джинсов.