Елена Ивановна Рерих. Письма. Том V (1937 г.) - стр. 5

– Что, удивлён? Молод ты ещё, оттого многого пока не знаешь. Ты спрашивай, если что узнать хочешь. Путь далёкий. Спешить некуда. В разговорах и дорога короче будет, – спокойно произнёс он.

– А мы всегда здесь жили? Ну, возле Лобнора? – спросил юноша.

– Нет, не всегда. Когда-то жили здесь, затем ушли на северо-восток, в пустынные земли, но позже вернулись. Так получилось. Здесь на нас часто нападали юэчжи, потому мы и вынуждены были уйти. Но в новых местах не было покоя от хуннов. Частые сражения изматывали. Мы несли большие потери. Они угоняли много нашего скота. И однажды нам пришлось подчиниться им… Хунны перестали нападать, но мы утратили свою вольную жизнь и стали во всём зависеть от них. Как жить, где пасти скот, сколько иметь воинов, с кем сражаться на их стороне и даже как нарекать новорождённых – всё зависело от них. Наш великий правитель – гуньмо Янгуй сумел получить от хуннского правителя, шаньюя, разрешение вернуться сюда. Тяжёлая была жизнь тогда. Очень тяжёлая… Вот и теперь не от хорошей жизни мы уходим. Одному Небу известно, как хунны воспримут это. Гуньмо принял такое решение после долгих и тяжёлых раздумий… Надеюсь, ему был подан знак от Великого Неба… Твой отец, Наби-ван, и все остальные наши знатные люди, ваны, дружно поддержали его. Вот мы тайком и двинулись в путь, пока хуннский шаньюй занят делами на северных границах, – тяжко вздохнув, ответил старик.

– А куда мы идём?

– Никто не знает этого. Одно известно: мы идём туда, куда следует великое светило.

Они оба замолчали.

– Я видел большую волну, – вдруг тихо признался молодой спутник.

Старик пристально посмотрел ему в лицо, затем перевёл взгляд на перебинтованные руки.

– Листвой тростника порезался? – спросил с пониманием.

– Нет… Я был с моим младшим братом Илими на озере… Я обманул его, сказав, что и раньше видел её не раз… Он поверил мне и поэтому не боялся… Отец как-то узнал об этом и пришёл на помощь… Я сбился с тропы, увяз и стал тонуть… Это отец протянул мне своё копьё, – с досадой в голосе ответил юноша.

– Что с братом твоим? – спросил старик.

– Он жив… Я как мог выталкивал его из воды… Потом сам ушёл под воду… Если бы не отец… – почти прошептал юноша и опустил голову.

– Поэтому ты едешь со мной? Отец не хочет видеть тебя? – догадался возничий.

Юноша удручённо кивнул.

Племена рыжеволосых, белокожих, синеглазых усуней во главе с великим правителем – гуньмо с наступлением первых летних дней совершили жертвоприношения, заколов множество скота, и, выслав вперёд дозорные отряды, продвигались на запад, оставляя по правую руку пески огромной пустыни Пиньинь, а по левую – хребты Кунь-Луня. За передовыми сотнями шли под предводительством гуньмо Янгуя и знатных ванов конные тысячи воинов, ведомые своими военачальниками. Каждый из воинов вёл на привязи двух скакунов, на одном из которых были вооружение и поклажа, а второй, боевой, шёл под седлом. За ними тянулась вереница обозов, гружённых семьями, юртами и скарбом. Вслед им величаво вышагивали двугорбые верблюды с большим количеством бурдюков с водой. Затем тянулись многочисленные стада скота: лошадей, волов, коров, коз, овец и ослов. Замыкали шествие тыловые сотни воинов.

Усуни покидали навсегда свои исконные земли вокруг озера Лобнор, что лежало на самой восточной оконечности Пиньиня. Они уходили, так как невозможно было и далее пребывать в зависимости от воинственных хуннов, много лет назад одержавших над ними победу и присоединивших к своей державе.