Екатерина Чубарова - стр. 32
Александр нервно прохаживался до ограды и обратно. Хрустнул наст позади – он обернулся.
– Почему вы так долго, Катрин? У меня совсем нет времени ждать!
Она запахнула полы серого редингота, накинутого на одну сорочку…
Александр – в походной форме! Шинель с пелериной, кивер с чёрным пушистым султаном, латунный двуглавый орёл поблёскивал над козырьком.
– Простите… Быстрее выйти я не могла.
– Бог с вами! Катрин, я спешу, мне нужно в казармы. У меня лишь полчаса времени! Я знаю, что могу положиться только на вас. Я не могу пойти с просьбой к княгине Нине Григорьевне.
– С какой просьбой?
– Катрин, вы знаете, что теперь мы с вами свидимся нескоро, да и свидимся ли, одному Богу известно…
– Зачем вы так говорите?..
Его руки в белых перчатках сжали её плечи.
– Катрин! Мы все понимаем, что война неизбежна, хоть нам и не говорят о ней. Потому я прошу вас меня простить за всё.
Она хотела ответить, но холодный ночной воздух наполнил грудь и не дал вымолвить ни слова.
– Простите меня! – повторил Александр.
– Мне нечего… прощать вам. О чём вы хотели просить меня?
– Сейчас я еду в казармы. Мне поручено отправить слабых на фуражный двор к обозам. Мы выступаем в половине девятого утра и вечером будем в Царском Селе. Я прошу вас, привезите ко мне Веру!
– Откуда вы выступаете?
– Я вывожу свой взвод на Глебов двор. Какая нужда вам знать?
– Куда мне приехать с Верой?
– При выходе полка вам присутствовать не следует! Поезжайте днём за нами. Вы нас догоните, и мы успеем повидаться на стоянке. Княгиня Нина Григорьевна, верно, поедет к Петру Васильевичу. Поезжайте с нею, вы найдёте нас! Вы поняли меня, Катрин?
– Да, поняла. Я привезу к вам Веру.
– Благодарю вас! – Александр выдохнул, как после исповеди. Глаза его будто промылись ключевой водой, стал чище звёздный блеск в обволакивающих Екатерину зрачках…
Оставив на её тёплых губах вкус лёгкого поцелуя, он взглянул ей в лицо последний раз. Замер на минуту… И сделал шаг в сторону калитки.
– Александр!
Он вернулся, притянул её за хрупкие плечи – и серое сукно шинели обожгло ей щеку. Замёрзшие руки проникли под ремешки ранца, почувствовали крепость его спины.
– Всё… Мне пора, Катрин!
Он отцепил от шинели её руки и отдалился на шаг, продолжая их удерживать:
– Прощайте!
Её холодные пальцы соскользнули с лосиной кожи белых перчаток, и Александр поспешным шагом направился к калитке.
Екатерина смотрела, как он отвязывал лошадь, как вспрыгнул в седло. Она стояла на холоде, пока отдалённый цокот копыт по скользкой мартовской мостовой не затих. Губы горели, а сердце металось между счастьем любви и грустью разлуки.
Анисим не спал, дожидался барышню на лавке под лестницей у чёрного хода.
– Уехал барин?
– Уехал… Ты, Анисим, ступай, запри калитку. И спать пока не ложись, надо будет два письма доставить.
– Прямо сей же час, ночью? – связка ключей загремела у него под вытянутым рукавом.
– Так уж скоро утро. Как я напишу, так и отвезёшь.
Она поднялась в свои покои и написала две записки: к Вере Ильиной и к княгине Нине Ланевской.
В доме в предутренние часы остывали печи. Екатерина забралась на широкую кровать-кушетку и завернулась в одеяло. В ожидании рассвета она смотрела на окно и сладко улыбалась.
Скоро закончится ночь, вдоль набережной под окнами начнут ходить разносчики. Послышатся с улицы привычные голоса, зычно начинающие пробуждение Петербурга: «Ножи-ножницы точить!», «Молоко, творог, сметана!» По-петербургски чинно куранты в Петропавловской крепости зазвонят «Коль славен наш Господь в Сионе». Настанет утро – первое утро, когда Александра в Петербурге нет.