Эгоизм щедрости. Исследование о бессознательном в экономике - стр. 13

Отсюда Кейнс предполагает, что вообще стоимость ренты всегда регулировалась за счёт кредитной политики и целенаправленных изменений стоимости валюты. Стало быть, стоимость всех товаров зависела в конечном итоге от стоимости денег и процента на кредит. Таким образом, из утверждений Кейнса следует, что в стоимость товара уже заложено некоторое дарение. Это может быть либо тот кредит, что государство даёт населению, когда создаёт новые рабочие места в сфере обслуживания. Сотрудники этой сферы ничего не производят, но они покупают на эти деньги продукты производства и тем самым стимулируют производителей производить больше и лучше. Вместе с тем, если предприниматели будут понижать своим рабочим зарплату, чтобы выплатить ренту, эти рабочие могут уйти работать в сферу обслуживания. Это не будет позволять арендодателям повышать ренту до заоблачных высот. Полная занятость населения или стремление к полной занятости, по Кейнсу, как раз защищают общество от такого непомерного роста ренты. Либо, как утверждает другой экономист – Томас Мальтус, дарение в стоимость товара закладывают уже сами землевладельцы. Они содержат большой штат прислуги, которой щедро платят со своей ренты. Нетрудовой доход позволяет расточительство, это вполне соответствует условиям эксперимента по эгоизму щедрости. В таком случае рента может быть довольно высокой, но эти деньги всё равно будут возвращаться обратно в экономику за счёт служащих, которые будут покупать себе товары. Модели Мальтуса экономисты уделяют недостаточно внимания, и мы вернёмся к ней позже. А вот модель Кейнса хоть и закладывает дарение в стоимость товара, но закладывается она туда не бессознательно, а вполне осознанно. Сознательная щедрость – это либо альтруизм, либо мнимая щедрость, то есть, инвестиция. Альтруизм для экономики имеет мало значения, поскольку то, что делается для себя, а не для других – это и есть, собственно, экономика. Стало быть, Кейнс говорит о мнимой щедрости, которая представляет собой кредит, конечной целью которого является всё-таки прибыль. То есть, щедростью такой кредит становится лишь когда он не оплачивается, то есть, когда риск не оправдывается, в целом же предполагается, что риски должны в конечную единицу времени полностью компенсировать себя и выйти ещё в прибыль. С другой стороны, такая теория стоимости никак не объясняет происхождения земельной ренты и стоимости земли в условиях, где нет товарно-денежных отношений. Например, в древних государствах рента нередко выплачивалась зерном и прочим натуральным продуктом, стало быть, земля имела какую-то стоимость ещё до того, как она была оценена в деньгах. Да и странно было бы предположить, что без денег земля, способная родить хлеб, недра, быть пастбищем для скота, не имела бы никакой стоимости.

Так или иначе мы должны предположить, что стоимость земельной ренты в значительной степени определяется произволом, но это не значит, что её стоимость полностью базируется на доходе от насильственного присвоения. Какая-то рента действительно преследует лишь цель наживы на имуществе, захваченном силой или обманом. Но вместе с тем исследования первобытных племён показывают нам возможность ещё одной ренты, целью которой является не присвоение, а дарение, и присвоение происходит ради цели дарения. Бронислав Малиновский воочию наблюдал ритуал обмена подарками между племенами на Тробрианских островах. Тоже самое наблюдал Марсель Мосс у племён индейцев в Америке. Значительная часть имущества присваивается вождями лишь для того, чтобы быть преподнесённой в дар другим вождям. Члены племени при этом тратят значительную часть своего времени на изготовление таких подарков, то есть, они своим трудом словно платят ренту. Из-за этого должна повышаться стоимость тех товаров, что они производят для продажи, поскольку за право что-то делать для продажи они должны платить ренту, стоимость товаров уже включает в себя эту ренту. Но таким образом, можно сказать, они защищают себя от внезапного разорения, поскольку теперь они полностью контролируют свою бессознательную щедрость. Если бы не было этой наценки на стоимость товаров, то, возможно, они вовсе не были бы произведены из-за постоянных внезапных саморазорений производящих индивидов. Фрейд внутреннее влечение к смерти и разорению себя объяснял, как защитную реакцию от внезапного испуга. Страх является защитой от испуга, он внутреннее подготавливает к тому, что может напугать. Этим Фрейд даже объяснял тревожные сны, где человек снова возвращался к ситуации испуга, то есть, к внезапному хлопку или взрыву, угрожающему его жизни или здоровью. Основатель психоанализа считал, что так испуг перестаёт быть внезапным, человек внутреннее уже готов к нему и не пугается, когда рядом происходит какой-то хлопок. Только такой механизм самозащиты Фрейд полагал бессознательным. В нашем случае для защиты от внезапных побуждений к расточительству человек использует сознательные практики, то есть ритуалы дарения. Таким способом он страхует себя от внезапного и непомерного разорения, и разоряет себя продуманно и умеренно, что позволяет избежать могущего последовать за внезапным и непомерным разорением раскаяния в щедрости и посттравматического стресса.