Его последняя Надежда - стр. 32
По лицу бежали слезы, обжигая в кровь искусанные губы. Но мне хотелось лишь остановить свое сердце, чтобы больше не чувствовать, ничего не чувствовать. И больно было даже не от того, что я как дура доверилась... поверила... Нет. Я любила его... Да... кто-то скажет, что невозможно полюбить человека за несколько дней... но мне было плевать... потому что его... его я чувствовала всем сердцем, вопреки советам разума... Ведь знала, где-то в глубине душе знала, что ему нельзя доверять, и все равно дышала им, а сейчас задыхалась... словно весь кислород выкачали из воздуха, только открывала и закрывала рот.
Алексей, что-то почувствовав, развернулся, я присела... закрывая рот... кулаком зажимая... вцепляссь в него зубами... потому что душу рвало так, что даже боли от укуса не чувствовала.
Не разбирая дороги, поползла... скатываясь в канаву. Больно ударяясь затылком об корень раскорчеванного дерева, я словно очнулась, этот кусок дерева отрезвил меня, спас. Слезы высохли, а в груди сплошной холод и пустота. Я минуту поежилась, обнимая себя за плечи, подышала, делая несколько глубоких вздохов... и решила – нужно бежать.
Я не понимала, что тут происходит, и если честно, разбираться не было желания. Алексей… он не только в этом замешан. Он явно этим управляет.
Дальше действовала исключительно на автомате.
Подошла к одной из фур и, запрыгнув внутрь, спряталась в дальний угол. А где-то примерно через полчаса почувствовав, как завибрировал двигатель, я с облегчением откинулась назад и прикрыла глаза…
Не знаю, куда едут эти фуры... но точно туда... где есть люди... а значит, и мне нужно туда… подальше от этого города, подальше от Алексея… которого теперь буду звать исключительно Вар.
14. Глава 13
Темное с низкими потолками подвальное помещение, где источником света служили лишь маленькое окно да одинокий фонарь, закрепленный на одной из стен, за все свое существование ни разу не видело столько ненависти, исходящей от человека, что, не жалея сил, лупил боксерскую грушу…
Его обнажённый торс, с вздыбленными от напряжения и усилия мышцами, блестел капельками пота, отливал бронзой, превращая хорошо тренированного мужчину в опасного хищника. Бинты на перетянутых кистях уже совсем потеряли свой первоначальный вид, кровавыми ошметками болтались, сползали, открывая свежие ссадины на костяшках.
Вар был не просто зол… он находился в адском бешенстве… и единственное, что сейчас спасало тех, кто находился там, наверху, это вот она – груша. Она трещала и звенела под силой, которую он вкладывал в каждый удар…
В голове бешеным водоворотом крутились воспоминания. Не хотел вспоминать, боролся со своими чертями, горел, но сгорал, проигрывая своим мыслям.
Как мазохист, мучая себя, он видел наяву ее кожу… чувствовал ее запах… ее шелковистость волос, до сих пор преданно ласкающие его пальцы… А взгляд… этих… просто охренительных глаз! В них вся она, оголенная до невозможности, настоящая, совершенная в своем несовершенстве. Ее душа была прекрасна. Он видел все шероховатости, все царапинки… все ее особенности… от которых впадал в ступор… от которых сердце замирало… и летело в пропасть со всей его глупой ненавистью и местью…
Еще никогда он не чувствовал себя настолько наполненным, настолько цельным рядом с ней… только с ней…