Его копия - стр. 25
— Почему? — Он действительно не понимает.
— Сначала отпусти, потом скажу!
— Сначала скажи, потом отпущу, — ехидно отвечает он.
Я перестаю сопротивляться. По-прежнему стою на цыпочках, цепляясь за Даника руками, чтобы удерживать между нами хотя бы крохотное расстояние.
— Даник, прости. Это моя вина.
— Не понял…
— Я должна была сразу это остановить, — голоса у пристани стихли, и я перехожу на шепот. — Прости! Я допустила… Я дала повод… Мне вообще не надо было оставаться. Я лучше пойду.
Я дергаюсь в сторону, но Даник хватает меня за руку.
— Подожди. Это я тебя не так понял. Я был уверен… В общем, не уходи. Пожалуйста, не уходи.
У меня аж сердце щемит от его голоса.
Это все тоже не по-настоящему, Катя.
— Даня! Катя! — доносится с пристани.
Даник молчит, и я отзываюсь за нас обоих:
— Идем!
Я плыву к берегу. Даник догоняет меня и без спроса подсаживает на пристань. Залезает следом.
— Ну прости, я просто не удержался, — улыбается он, будто и не творил всей этой дичи. В свете луны его улыбка выглядит зловещей. — Простишь? — Даник протягивает полотенце.
— Смотри, чтобы никто сюда не шел, мне надо переодеться. И не дай бог обернешься! — строго говорю я, выжимая воду из волос.
— И тогда ты останешься?
— Я подумаю.
Надеваю сарафан на голое тело, белье оставляю сушиться на ограждении — белые пятна на темном дереве.
Возвращаюсь на свое место и пью пиво безо всяких уговоров — теперь мне это нужно.
Даник словно меня понял. Больше не подкатывает с неприличными предложениями. Сидит рядом, потягивает пиво, отбивается от подколок друзей — чем там ему возле меня намазано и другая детская чушь.
И все постепенно возвращается на свои места, только алкоголя в крови все больше.
Снова становится хорошо и уютно. Колени греются от костра, чужая тощая кошка ластится к ногам.
Мне так о многом хочется его спросить! Сейчас, когда уже не нужно притворяться.
— Где ты был все эти четырнадцать лет? — Я кутаюсь поглубже в куртку, голые ноги вытягиваю к костру — так спасаюсь от комаров.
Даник делает несколько глотков пива, будто дает себе время собраться мыслями.
— Мама забрала меня отсюда сразу после похорон отца. Я умолял ее оставить меня с бабушкой, но нет. Так что уехал я далеко-далеко на север. Там моей жизнью занялся отчим, у которого своих детей не было, зато было четкое понимание, как воспитывать чужих... Да похер. Теперь-то я сам за себя.
«А дальше?» — хочу спросить я, но не могу — голос меня выдаст. Я ведь знаю, почему Данику пришлось жить с отчимом. Знаю, из-за кого однажды его отец не вернулся домой.
— Вообще, я ему благодарен — отчиму, — уже живее, веселее продолжает Даник. — У него денег немерено, но свои карманные я должен был заслужить. Так что я забил на его милость и с шестнадцати лет работал: сначала на стройке, потом делал ремонты в квартирах. Папа меня приучил работать руками, так что было несложно. К восемнадцати годам скопил на мотоцикл и первым же летом вернулся сюда.
Я аж выпрямляюсь, когда до меня доходит смысл его слов:
— Это ты сколько ехал?!
— Две с половиной тысячи километров — почти неделю. Лучшее путешествие в моей жизни. Приехал и понял, что здесь мое место. Но еще впереди были универ и армия, так что все это затянулось. Но вот я снова здесь. И мне кайфово… Эй, Длинный, дай-ка гитару!