Его десятый развод - стр. 8
Стекла, перекореженный металл, какие-то острые детали, огонь, все это летит прямо на нас, и ранит моего мужа. Он принимает весь удар на себя, накрывая меня собой полностью.
– Господин, ты как? Жив? – подползает к нам Ибрагим.
У него вся голова в крови. Он ранен. Люди Харитонова, раненные разной степени, начинают суетиться, звонить куда-то, громко орать и материться.
– Жив. – усмехается Константин. – Бляха, муха!
Наверно, он в состоянии аффекта, иначе я не могу объяснить его хорошее настроение, когда он был на волоске от гибели.
Он весь в крови. Белоснежная рубашка красная – хоть выжимай. На сильных руках он поднимается надо мной.
– Жива, невредима? – пристально смотрит на меня.
А я на него. И у меня голова кружится. И в ушах звенит. А еще, я понимаю, что если бы он не столкнул меня с обочины, и не накрыл собой, то…
– Девочка контужена. – говорит Ибрагиму.
– Сейчас, господин, наши люди уже в пути. Две минуты.
– Иди сюда! – муж приподнимает меня с земли, и прижимает к себе. – Как тебя зовут хоть?
– В…в….валентина… – почему-то заикаюсь я.
– Валя – Валя – Валентина… – пропевает Харитонов. – Это кто же нас так с тобой, а, Валентина?
ГЛАВА 5
ВАЛЕНТИНА
– Девочку сначала!
Низенький тщедушный дедушка в белом халате, больше похожий на безумного профессора, чем на врача, внимательно осматривает меня.
Приехавшие люди Харитонова очень долго везли нас куда-то. По темноте и от шока я не разобрала дороги, но ехали мы далеко. Меня, полуголую, замотали в какой-то плед, а Харитонову кое-как забинтовали голову.
Нас привезли в какой-то дом на окраине поселения.
В доме меня напоили чаем и выдали огромную мужскую теплую пижаму. Но это лучше, чем ничего.
А сейчас Харитонов внимательно наблюдает за тем, как меня осматривает врач.
– Все хорошо с девочкой, Константин Романович. – делает заключение доктор. – Я могу ей успокоительного вколоть, чтобы заснула.
– Да, Богданыч, будь добр, вколи!
– Нет… – вякаю я. – Не надо…
Но Харитонов так зыркнет на меня, что я сразу замолкаю. Иголка жалит мою кожу. Не больно. У врача легкая рука.
– А теперь давай под одеяло, и спи! – приказывает Харитонов.
Спать я пока не могу, хотя под теплое тяжелое одеяло залезаю с превеликим удовольствием.
В комнате горит яркая люстра. Украдкой гляжу на то, как муж снимает с себя лохмотья окровавленной некогда белоснежной рубашки.
Его раскаченный торс в крови и в ранах. Он садится спиной ко мне, и я едва ли не вскрикиваю. Спина пострадала больше всего. Неудивительно, ведь он прикрывал меня ею. И основной удар пришелся именно на спину.
– Матерь Божья… – бормочет врач, присвистывая. – Константин Романович, все еще хуже, чем я думал.
– Жить хоть буду? – хмыкает Харитонов.
– Будете! – уверенно отвечает Богданыч. – Раны рваные. Надо достать осколки и подлатать кое-где.
– Латай! – милостиво разрешает Харитонов.
Я просто поражаюсь спокойной выдержке этого мужчины. Я прекрасно вижу, что творится с его спиной. Насколько она ранена и изрешечена. Я представляю себе, как это больно. Но Харитонов разговаривает так, будто это для него обычное дело, и он нисколько не испугался покушения.
– Давайте я вам обезбол вколю. – лезет в чемоданчик доктор.
– Так латай! – останавливает его Харитонов.
– Вы… уверены? – поправляет оправу очков доктор. – Тут работы на несколько часов.