Его бывшая слабость - стр. 4
Кровь в висках начинает стучать с такой силой, что в глазах темнеет. В хаотичных мыслях мелькает осознание, что если Глеб захочет, ему не составит труда отобрать у меня ребенка.
Нет! Ни за что. Только через мой труп.
— Как ты можешь быть так уверен? — спрашивает незнакомый голос, подкидывая мне идею.
Действительно! Как он может быть уверен, что моя малышка от него?
— Она не твоя! — выкрикиваю я, не успев как следует подумать.
В палате повисает пробирающая до дрожи тишина. Успеваю досчитать до десяти в попытке восстановить нервное дыхание. А затем из-за ширмы выплывает разъяренное лицо Глеба.
— Что. Ты. Сказала? — рокочет он.
— Н-не твоя! — уже куда менее уверенно выпаливаю я.
— Что и требовалось доказать. — Из-за ширмы, пожимая плечами, выходит и второй мужчина. — Я ведь говорил.
Вижу, каких усилий Глебу стоит сохранить самообладание. От сдерживаемой ярости у него пульсируют виски. И даже мочки ушей подрагивают от того, как на лице играют желваки.
Ой-ей… Только сейчас начинаю понимать, какого масштаба катастрофу решила организовать. Если ребенок не его, он ведь меня прямо сейчас линчует.
Глеб выпрямляется, неторопливо подходит к кровати и, развернув стул, седлает его, складывая огромные ручищи на спинку.
— А чей же? — с деланой заинтересованностью спрашивает он, однако я вижу, как на его шее подергивается нервная венка.
— К-какая разница? — запинаясь, отвечаю я.
— Позволь, я помогу тебе придумать, — хищно усмехается он. — В наш первый раз. На рояле. Ты была девственницей.
Чувствую, как в лицо бросается жар. Да как он может так просто говорить о столь интимных вещах? Еще и в присутствии посторонних!
Нервно хлопаю глазами, пытаясь прийти в себя.
— Сразу после этого тебя сбила машина, — продолжает Глеб. — Больница. Кома. Исправь, если я что-то пропустил?
Мне нечего сказать. Он все знает.
— После больницы моя сестра притащила тебя в мой дом. Там камеры, — словно отсекая все пути отступления, добавляет он.
Хотя подозреваю, что про камеры Глеб намеренно соврал. Но вариантов проверить это у меня в любом случае нет.
— Я скажу раз, и не дай бог мне придется повторить это снова: не смей мне больше лгать! Я уже с лихвой нажрался твоего вранья!
— Да я не понимаю, о чем ты! — взрываюсь я, не ожидая от себя такой реакции. Но дальше терпеть уже нет сил. — Что я, по-твоему, такого сделала?!
Роняя стул, Глеб вдруг на удивление резко вскакивает на ноги. Подается ко мне и до боли сжимает мои щеки пальцами.
— Ты. Убила. Меня, — шипит он сквозь сжатые зубы, выделяя каждое ледяное слово.
Яростный взгляд падает на мои разомкнувшиеся губы. Вижу, как кадык дергается под густой бородой, когда Глеб шумно сглатывает.
— Ты злишься, потому что пострадал, прикрывая меня? — все еще непонимающе бормочу я.
Он морщится, наконец заглядывая мне в глаза.
— Ты дура? — бросает он грубо, а его брови болезненно дергаются. — Да я готов снова и снова повторять это, если бы ты того стоила!
— Зачем же прикрыл собой, если не стою? — сдавленным голосом зачем-то спрашиваю я, зная, что это разозлит его еще сильнее.
Так и есть. Его ноздри раздуваются, как у быка перед матадором.
— Тогда я еще не знал, какая ты тва…
Он вдруг осекается, и рука на моем лице слабеет. Опирается на простыню, и я вижу, что у него буквально подкашиваются ноги.