Её Величество Змееныш - стр. 22
Как?!
Как мне жить после этого, милый?
Я честно пытаюсь. Я даже не плачу. Каждый день открываю глаза, ощущая дыру в самом центре груди, словно там, где когда-то билось сердце, теперь зияет холодная пропасть. Там, куда впился прокля́тый кинжал Первой ведьмы, осталась незаживающая рана. Я пытаюсь не доставлять лишних хлопот добрым людям, меня так неожиданно приютившим. Стараюсь жить заново, хотя каждое движение причиняет боль. Ем, когда меня просят, ковырясь в еде, которая кажется безвкусной. Старательно улыбаюсь в ответ на какие-то шутки, хотя чужой смех звучит в ушах, как звон разбитого стекла.
Тепло одеваясь в тяжёлые меховые одежды, я каждый день выхожу на прогулку. Ноги сами несут меня по скрипящей и белой обледеневшей дороге, на берег, к штормящему морю. Льда на нём давно не было, только чёрная водная бездна, шумящая на все голоса. Здесь колоссальные, неукротимые волны с оглушительным грохотом падают на голые и мрачные прибрежные скалы, разлетаясь осколками звонкого стекла. В свете яркого солнца сверкают белая пена и брызги, замерзающие на лету в корку льда, толстым панцирем покрывающую берег.
Говорили, что море взбесилось с того самого дня, как дворец был разрушен, а принц с королевой бесследно пропали. Рассказывают, будто бы это королевские ведьмы сцепились у ног короля, и теперь их обоих разыскивали по всему континенту. Врут, наверное, хотя слухи тревожили и продолжали витать, словно призраки прошлого.
С того часа минуло уже десять лун.
Прокля́тая память подкидывала обрывки коротеньких воспоминаний не вовремя и разрознено. Кровь, кровь, кровь, пропитывающая белый песок, алыми каплями стекающая по камням, шёпот Ильи. И вспышка моей ослепительной ярости, озарившая своды дворца чёрной молнией.
Каждый день на берег за мной приходил кто-то из младших Лоренсов и просил возвратиться на ужин. Я никак не могу научиться их различать, для меня все подростки в этом доме на одно лицо. Рослые, крепкие, неизменно вежливые и улыбчивые. На обратном пути аккуратно придерживая под локоть, мой провожатый рассказывал их ежедневные новости. Зачем? Я понятия не имею. Молча слушала и кивала невпопад, чувствуя себя чужой среди них.
Кто они мне? Соседи? Было бы несправедливо их так называть. Удивительно щедрые и гостеприимные Лоренсы никогда не задавали мне вопросов. Почему? Глядя на этих людей, деливших со мной стол и кров, я продолжала мучиться сомнениями. Называть их друзьями было бы преждевременно, но они явно стали для меня чем-то бо́льшим, чем просто соседи.
Старшие члены весьма многочисленного семейства Лоренсов, с их глубокими, проницательными взглядами и уверенными жестами, совершенно меня не стесняясь, долгими вечерами за чаем и ароматными и тёплыми пирогами, живо обсуждали свои торговые дела и вели себя так, как будто я тоже была кем-то из них. Старшей дочерью или даже одной из хозяек.
Они заговаривали со мной на равных, и во взглядах добрых Лоренсов, тёплых и участливых, я ни разу не заметила тени брезгливости или неудовольствия. А ведь я не похожа на них. После бала мои волосы, когда-то длинные и шелковистые, теперь коротко обгорели, торчали в разные стороны, как опалённые ветром травинки. Руки были покрыты светлыми полосами уродливых шрамов, которые тянулись, как трещины на старой фарфоровой вазе. И глядя на это, я долго не могла решиться взглянуть в большое зеркало, украшавшее мою комнату, боясь увидеть в отражении незнакомку.