Джемма - стр. 6

– Ты пока поплавай, расслабься, мне там гидромассаж новый поставили, а я ужин налажу. Давай…

Татта была лучшей у них в городке. Матери ценили ее биоматериал на вес золота – из него получались потрясающие экземпляры и почти без брака. Как так природа умудрилась распорядиться, какие тайные наборы хромосом причудливо соединялись при оплодотворении, но из ее толстого, неповоротливого тела извлекали идеальные яйцеклетки, из которых росло идеальное потомство. И за последние годы не было ни одной осечки. Может, поэтому, Татте многое позволялось, она была особенной, почти неприкосновенной.

Джемма долго лежала в ванной, набитой до краев плотной ароматной пеной и слушала сквозь неплотно закрытую стеклянную дверь, как напевает Татта. Она очень хотела с ней посоветоваться. Но чертова Илария запретила выносить сор из избы, велела молчать и не вякать. Наконец, Джемма собралась с силами, вылезла из воды, накинула халат и села на краешек стула, уставившись на пышный румяный пирожок в поджаристую корочку которого кто-то искусно вбил ажурную маковую дорожку.

– Твои любимые. Еле нашла, разбирают сразу. Какао хочешь со взбитыми сливками? Или кофе тебе?

Татта с удивлением понаблюдала, как подруга неопределенно качает головой, налила ей какао, украсив его взбитой шапкой сливок, потрогала слегка кончиками прохладных пальцев бледную кожу на ее лице, вздохнула и села напротив.

– Не обошлось, похоже. Ну, давай, дорогая, выпей какавки, закуси пирожком и махни еще рюмашку. И рассказывай!

Джемма вдруг послушалась, быстро слупила пирожок, нежная, слоистая, молочно-сахарная серединка, которого таяла во рту, чуть не захлебнулась какао, и только, прислушавшись, как острый клубничный огонек растекается у нее в груди, согревая, всхлипнула и рассказала все. Татта слушала внимательно, потом жалостливо погладила ее по руке.

– Это у тебя, Вареничка, три дня есть. Через три дня тебя призовут и потребуют ответа. Ты сама-то чего думаешь? Куда хочешь?

Джемма справилась с нахлынувшими слезами – это прозвище, которое дала ей подруга, всегда грело ей душу, а теперь она вдруг поняла, что может не услышать его больше. И вся ее уютная, привычная жизнь полетит в тартарары, ломая и калеча ее тело, душу и судьбу.

– Я не знаю, Татуш. Мне страшно!

Татта присела рядом, крепко обняла подругу, и от тепла ее пышного тела Джемма расслабилась, слезы ушли.

– Слушай сюда. Я знаю всех из этих трех групп, вернее знаю о них, как они живут. Там везде хрень, но лучше все же переходные.

– А я хотела вниз. Там все же наука, интересно…

Татта встала, вытащила телефон, покопалась внутри, сунула тяжелую, чуть вибрирующую коробочку Джемме. С экранчика на них смотрело серое, вытянутое вниз, как морда лошади, лицо. С лица, как из старого таза дырки пучились равнодушные глаза, но взгляд был острым, умным, злым.

– Эска! Она там за главную, фотографироваться любит, попросила. Матери узнают, сожрут меня живьем. Видишь, какая рожа? Рожа ладно, они там все, как пустые футляры, у которых на место башки присобачен комп. И морды у всех одинаковые, вроде у них вместе с яичниками личность вырезают, потом никого не узнать. Жутковатые твари. Не советую…

Джемма с ужасом смотрела в пустые глазницы Эски, из которых, откуда-то из черепа светил острый яркий огонек.