Дыши, родная. История (не) одной вдовы о переживании утраты - стр. 16
Однако не день смерти, не последняя ночь, не похороны и не поминки оказались самыми сложными после смерти Олега. Впереди было новое бессрочное испытание – жизнь без него.
Вокруг говорили, мол, надо держаться, отвлекаться. «Время лечит», «боль пройдёт». Но, похоже, проходило только время. И чем дальше, тем больше усиливалось, дико рвущее душу, ощущение тоски. Я безумно скучала по мужу. Так жить, казалось, было просто невозможно, невыносимо, нельзя.
Но время шло, а я дышала.
Прошел год, суливший по окончании принести облегчение, вместе с ним – два, три, четыре.
Боль становилась заметно терпимей. Я освоилась, научилась жить, находить разной величины радости и улыбаться, но всё было как-то не так. Не так чтобы плохо, но и не так, как я думала – должно быть.
Не так, как раньше.
Инсайт случился на пятую годовщину.
Приехав с кладбища и едва переступив порог, я разразилась безудержными рыданиями. Я плакала, кричала и злилась. На жизнь, на себя, на Олега. Сколько можно?! Пять лет прошло, а всё ещё так больно! Я устала от того, что по-прежнему ощущала себя «как во сне». Я всё ещё не вполне понимала, где моя реальная жизнь, здесь или там? Да, я приняла новые правила, но словно находилась в ожидании, что вот-вот проснусь и всё будет, как раньше.
Шокированная этими, впервые оформившимися, мыслями, я перестала плакать и произнесла: «Как раньше уже не будет?!»
Когда услышала собственный, ослабленный плачем голос, буквально почувствовала, как начала просыпаться.
Меня осенило, что всё это время я и не жила толком. Я лишь судорожно пыталась вернуть прежние ощущения от нынешней жизни.
Надеялась, что после всех испытаний, вновь вернусь беззаботная легкая я, вероятно, без намёка на травму.
Не знаю, что чувствуют люди, лишившиеся половины тела, но после смерти Олега мне казалось, что я потеряла не только другого отдельного человека, я потеряла как минимум половину себя. И теперь ждала, что со временем недостающие части снова «отрастут», а обстоятельства потери если не сотрутся из памяти, то хотя бы перестанут быть болезненны.
Я скучала по своей половине. Я помнила, как именно было спокойно и хорошо с ней. Оставшейся своей частью, я чувствовала, что утраченной половины нет и понимала, что не будет, но всё равно изматывающе бессмысленно хотела её обратно.
Я хотела обратно своё мироощущение, свою безоблачную жизнь, я хотела обратно себя.
Я будто ждала, что увижу милый сердцу пейзаж, в то время, как оказалась на другом конце света.
Глядя в окно жизни, я рассматривала нарисованное памятью, словно февральским морозом на стекле, своё прошлое.
Только спустя пять лет после гибели мужа, ко мне пришло подлинное осознание, что прошлое прошло, и как раньше больше не будет.
Я перестала ждать.
И тут же медленно, но верно, начал таять мороз на стекле, а за ним, прорисовывался настоящий, как оказалось, не менее прекрасный, вид.
Постепенно проявлялось более отчетливое ощущение себя, как реального целого, а фантомные боли потерянной половины, наконец-то стали утихать.
Я вылезла из своей скорлупы. Вокруг оказался целый мир, а в нём целая я. Разрушилась только хрупкая скорлупка.
Вероятно мне нужна была моя пятилетняя анестезия, чтобы прожить этот срок, сохранив рассудок. Нужно было время, чтобы созреть в своей скорлупе, а после, захотеть выбраться наружу из комфортного, теплого, но ставшего уже тесным мирка, в настоящую, разную жизнь.