Дым над Украиной - стр. 5
Одним из главных «научных» приемов Н.И. Костомарова была сознательная терминологическая путаница, поэтому он сразу предупреждал любезного читателя о том, что речь пойдет о народе, который называют «малороссами, украинцами, черкасами, хохлами, русинами и просто русскими». Конечно, этот ученый муж прекрасно знал, что из приведенного им перечня этническую принадлежность имели «просто русские», поскольку все остальные термины никогда не несли в себе этнической нагрузки, а были либо уничижительными кличками, либо прозвищами, вызванные к жизни случайными и преходящими обстоятельствами.
Именно отсюда следовал «неопровержимый» вывод украинских самостийников: есть только одна Русская земля – это Украина, есть один подлинно русский народ – это украинский народ, есть один настоящий русский язык – это украинский язык. Правда, здесь возникает законный вопрос, почему же украинцы, будучи русскими, именуют себя польской кличкой «украинцы», и ответ на этот вопрос был до идиотизма прост: «проклятые москали украли наше древнерусское имя, потому нам пришлось стать украинцами». Причем «сами москали – это вовсе не русские, а гремучая смесь чуди, веси, мери, черемисов и татар, которые украли наше имя еще при Иване Калите».
Пример Н.И. Костомарова очень убедительно демонстрирует одну простую истину: когда «украинские историки», и даже их гуру-академики типа Д.И. Яворницкого («История запорожских казаков», 1892-1897 и М.С. Грушевского («История Украины-Руси», 1904-1907) берутся за написание истории, то общая сумма объективных исторических фактов не имеет абсолютно никакого значения, поскольку результат всегда один и тот же – ложь и ничего, кроме лжи. Именно эта тотальная ложь является главным и единственным методом построения доктрины «украинской самостийности», ее усовершенствования, распространения и воплощения в жизнь.
Быть «украинцем» – тяжелая доля. Это звание налагает на своего носителя неподъемное бремя (которое в современной психиатрии обычно определяют термином «шизофрения»), требуя не просто особого склада ума, но и длительных его тренировок для овладения целым набором весьма специфичных интеллектуальных приемов, из которых первый и основной – сознательно преодолевать сознание и заниматься самогипнозом. Без доведения себя до гипнотического транса «украинец» просто не в силах совладать с той важной «исторической миссией», которую он сам на себя возложил, ведь надо верить в то, во что верить невозможно, уметь объяснить необъяснимое, аргументированно обосновать заведомую ложь и правдоподобно опровергать любую правду. Прием это важен прежде всего для построения «украинской историографии», которая, несмотря на обилие трудов и авторов, до сих пор не может обрести статус серьезной научной дисциплины из-за банального препятствия – наличия огромного числа подлинных исторических документов как раз тех эпох, куда она произвольно внедрила «украинцев», вопреки совершенно очевидным свидетельствам первоисточников, ни разу не упоминавших «украинцев» ни в Древней Руси, ни в Великом княжестве Литовском и Русском, ни в Речи Посполитой, ни в Малороссии,– и так вплоть до середины XIX в., когда первые «украинцы» робко заявили о себе в мизерных русофобских кружках типа Кирилло-Мефодиевского братства.