Двойня в подарок - стр. 29
– Папа вообще не велел с тобой общаться. Ты нас очень расстроила, Лера. Ты подумала, как твой проступок скажется на сестре?
– Хорошо, мама, – соглашаюсь понуро. – Больше не буду вам звонить…
– Звони, конечно, – вздыхает она. – Но только помощи не жди. Ты сама приняла решение оставить детей. Теперь рассчитывай только на себя и своего бойфренда. Даже не знаю, с кем ты там связалась…
Мамин пренебрежительный тон уже не сильно бьет по нервам. Но по ее мнению, я переспала с кем-то похожим на Костю Миленкина.
– Да, позвоню, как-нибудь, – заявляю совершенно спокойно. И отложив телефон на тумбочку, гоню прочь глупые страхи. Завтра будет новый день. Я увижу своих девчонок!
Наконец-то!
Возьму их на руки. Осторожно поцелую в маленькие лобики. И буду придумывать имена. Какое лучше отзовется.
А квартиру подруги найдут! Или я сама через Авито. Нам с дочками много не надо. Чистую квартирку в хорошем доме или флигелек какой-нибудь!
Здесь, в Шанске, работы почти нет. А жилья при советской власти понастроили много. Люди сдают квартиры, и на местном рынке недвижимости обычно полно предложений.
Света с Дашей найдут жилье и заберут меня из роддома.
«А как же Морозов?» – ноет сердце.
«Ничего ему не обломится. Сама справлюсь, – отрезаю решительно и, открыв глаза, изумленно смотрю на медсестру.
– Ты кушать хочешь, Лерочка? – спрашивает она ласково. Приносит мне чуть теплую кашу с котлетой и компот в лучших традициях общепита.
С голодухи съедаю все. А когда умиротворенно падаю на подушки, медсестра подставляет поближе стойку с капельницей.
– Поела, а теперь спать, – смеется она, вставляя иголку в катетер.
– Да, я устала, – шепчу полусонно и снова проваливаюсь в глубокую дрему.
Завтра проснусь, увижу дочек и почувствую себя самой счастливой.
17. 16. Страхи и действительность
16
Лера
– Маш, – прошу с утра пораньше знакомую медсестру, – пожалуйста! Я одним глазком посмотрю и вернусь.
– Строго запрещено, – мотает головой она. – Из реанимации роженицы могут выйти только с разрешения Виктора Петровича. Давай лучше умоемся, причешемся, и, когда он придет и даст отмашку, сразу отведу тебя в палату.
Приходится согласиться. Жду Торганова с замиранием сердца.
Должен сразу перевести. Я же чувствую себя хорошо.
Но к намеченным девяти утра Виктор Петрович так и не приходит. Даже спрашивать у девчонок бессмысленно. Главный врач перед ними не отчитывается.
И когда наконец он появляется в реанимации, стрелки часов показывают почти одиннадцать.
Но Торганов не спешит ко мне. Ясное дело, есть пациентки поважнее. Виктор Петрович с кем-то переговаривается негромко, кого-то отчитывает строгим голосом. А войдя ко мне, улыбается довольно.
А я смотрю на него как на бога! Вот есть же такие мужчины. Порядочные и принципиальные.
Чистенькие, как говорила моя бабушка. Вот такого бы мне мужа!
Конечно, не самого Торганова, но кого-нибудь похожего. Хотя кто меня возьмет с двумя детьми?
– Ну что, Валерия Васильевна? Как самочувствие? – спрашивает участливо.
– Хорошо. Мне бы на дочек взглянуть…
– Как только в палату поступите, их вам сразу принесут. Отдохните пока, а то потом года так на три впряжетесь, – смеется он и добавляет серьезно. – Скоро переведем. Не волнуйтесь.
Свернувшись клубком, уныло смотрю на белую стену. Как же надоели эти больничные церемонии! Нельзя просто отпустить человека в палату и дать ему детей! А то так до обеда здесь просижу.