Двенадцатое рождество - стр. 2
– Да-а-а, – многозначительно протянул Н., поддерживая всеобщий, дружный бойкот подобного биеннале горожанами. – Как еще не сожгли этот вертеп бесовщины добрые христиане.
Он добрался до конца последнего зала ускоренным шагом, уже не вглядываясь в мазню, развешанную по стенам в шахматном порядке, резко развернулся у простенка, на котором одиноко висела картина размером со спичечный коробок (название на табличке под ней гласило: «Большой Рождественский бум»), даже не пытаясь вглядеться в ее содержание, и неожиданно замер – следующее по очереди полотно именовалось «Подношения волхвов, или Первое Рождество».
– Вот это уже что-то! – в голос воскликнул Н., и эхо радостно прокатилось по пустому залу.
В центре холста расположилась в виде креста четверка младенцев: голубоглазые румяные ангелочки касались пухлыми пяточками друг друга и как будто держали ими сияющую звезду, под спинами новорожденных просматривались покрывала, одно в виде морской волны, другое – словно язык пламени, третье походило на каменную плиту, четвертое же напоминало едва заметное, полупрозрачное облако. В изголовье у каждого, кстати сказать, одинакового на лицо, дитя, коленопреклоненные, протягивали свои дары волхвы, надо полагать, Каспар, Бальтазар и Мельхиор.
Композиция выглядела как четырехлистник, окаймленный еще дюжиной лепестков поменьше. Пораженный Н. не мог сдвинуться с места, вдоль зала ровно по центру были расставлены пуфы для удобства посетителей, на ближайший, не отрывая взора от «Первого Рождества», он и присел. Говорят, если разглядывать «Мону Лизу» да Винчи в течение часа, легко можно сойти с ума или, как вариант, наблюдателю откроются истины, кои великий Мастер заложил в свое произведение, смешав краски с энергиями добра и зла, ибо одно без другого не существует, а просто пигментированное масло, уложенное на холстину даже умелой рукой, не несет в себе ничего, только слепок мира, пустой и бездушный.
– Нравится? – прозвучало вдруг как гром среди ясного неба, или как удар колокола в пустом храме, или как «Я передумала!» на церемонии бракосочетания, или как будет угодно читателю самому представить аллегорию чего-то случившегося совершенно неожиданно. На пуф рядом с Н. опустился высокий худощавый мужчина средних лет с лицом потомка разорившегося, но весьма уважаемого и древнего рода, например лордов или пэров, при тонких, надменных губах и глазах, наполненных вселенской печалью, явно не дававшей покоя их обладателю многие годы.
Н. поежился, входная дверь в зал при его проходе выдала целую гамму звуков: и душераздирающий скрип, и пугающий треск, и противное шипение, и легкий, но настойчивый стон, однаковпустила незнакомца совершенно бесшумно, если, конечно, он не прятался здесь в каком-нибудь потаенном закутке. Н. медленно повернул голову к таинственному собеседнику:
– Необычно, да и композиция оставляет за собой множество вопросов.
– Могу пояснить, – с готовностью ответил «потомок пэров». – Спрашивай.
– Простите, – Н. чуть отодвинулся, его грязные штаны касались бархатного, с лиловым отливом костюма незнакомца. – А вы кто?
– Я владелец галереи, – улыбнулся собеседник и весело, что совсем не соответствовало его романтическому образу безнадежно влюбленного рыцаря, подмигнул. – И по совместительству автор этой картины.