Две жизни - стр. 7
– Меня Гришей зовут, – представляется он. – Григорий, значит. Ты зря думаешь, что всех убили, мы ещё поборемся…
Оказывается, немцы называются «фашисты» и «гитлеровцы» ещё. Они очень плохие люди, поэтому хотят всех убить. Значит, надо их убивать, потому что иначе нельзя. А ещё всех наших убить невозможно, поэтому, даже если он умрёт, ничего для фашистов хорошего всё равно не будет.
Я с трудом оттаскиваю его в прогалину, чтобы не заметили случайно, и даже хлебом делюсь, потому что наш же. Хлеб всё равно рано или поздно закончится, и надо будет искать, как выжить. Дядя Гриша рассказывает мне о том, что фашисты просто хотят нас всех убить, и всё, а мы против же, чтобы нас убивали? И он начинает меня учить, как выжить в лесу. Оказывается, у него папа в лесу работает, поэтому Гриша много знает. Вот и рассказывает мне.
Мы никого не волнуем, и это хорошо, потому что голова у меня всё-таки иногда кружится. Смогу ли я быстро убежать, даже и не знаю. Наверное, это неважно… Важно, чтобы дядя Гриша выжил и мог опять врагов убивать. Они же рано или поздно закончатся, и тогда будет мир. Много хлеба будет и молока тоже. Я люблю молоко, когда оно тёплое, но в детдоме нам редко доставалось, разве что младшим…
– В мирное время я бы тебя в сестрёнки взял, – вздыхает дядя Гриша, а я от этих его слов просто замираю. Такого мне ещё никогда не говорили.
Он учит меня пользоваться винтовкой, не знаю, зачем, а я помогаю ему с туалетом, с едой ещё. Оказывается, у него в вещмешке есть целая буханка хлеба и консерва какая-то. Поэтому еды у нас пока хватает, можно дождаться, пока ноги заживут. Дядя Гриша меня к тому же учит, какие ягоды съедобные, а какие нет, поэтому я временами отхожу от него, чтобы ягод принести. Они и кисленькие, и сладкие, но и обмануться легко, поэтому я каждый раз показываю дяде Грише, что нашла.
А ещё он меня гладит. Ласково так по голове гладит, отчего мне как-то очень тепло на душе становится. Я думаю о том, что будет, когда дядя Гриша выздоровеет. Возьмёт ли он меня с собой, чтобы убивать фашистов, или бросит опять одну? Не знаю, а спрашивать боюсь. Не хочу, чтобы он мне врал, просто совсем не хочу, потому что я тогда в нём разочаруюсь…
Ну а пока что он мне рассказывает очень много всего о лесе, о том, как себя звери ведут, ну, кроме двуногих, конечно. И учит целиться, прижимать приклад к плечу и щёлкать курком, потому что стрелять мы не рискуем – патронов почитай что нет, да и услышать могут. А нам обоим совсем не надо, чтобы фашисты услышали, потому что тогда они придут нас убивать.
Мой страх почти исчезает, потому что меня защищает дядя Гриша, а с ним мне совсем-пресовсем не страшно, вот я и не боюсь. Засыпая, мечтаю о том времени, когда закончится война и меня возьмут в сёстры… а лучше – в дочки.
Наши
Всё-таки я слишком расслабилась. Привычно уйдя за водой, вдруг слышу выстрел. Присев в первый момент, затем сломя голову бегу к дяде Грише, а там…
На поляне обнаруживаются двое, они в костюмах совсем не военных – серый пиджак, серые штаны, повязка какая-то на руке. У них в руках винтовки. Я, обрадованная тем, что это не немцы, выскакиваю им навстречу, чтобы попросить с дядей Гришей помочь, но вот то, что это враги, понимаю слишком поздно.
– Дяденьки! Дяденьки! – тараторю я. – Помогите с дядей Гришей!