Две жизни - стр. 4

За что он меня так побил, за что? Я будто становлюсь той маленькой Маруськой, что скиталась по городам в надежде выжить. Снова я одна, и снова меня предали свои. Взяли и просто предали, ещё и избив напоследок. Потому что такие злые слова – это предательство. Вся левая сторона лица отекла, в голове гудит, а тело ноет и пульсирует от этой боли. Гадёныш наш вожатый, просто гадский гад, как говорил один босяк.

Я закрываю глаза, прислушиваясь к отчётливо слышимым сейчас бахам и бумам. За что со мной так? Ну за что? Правильно я убежала, потому что ещё неизвестно, как ребята отреагировали бы. Вполне могли тумаков надавать так, что я бы и не встала. Не верю я им больше, совсем просто не верю. Пожалуй, случившееся стало последней каплей. С этой мыслью я и засыпаю.

Будит меня какой-то очень громкий «бах», отчего я подскакиваю на своей лежанке. Взглянув наверх, понимаю, что разоспалась – солнце уже высоко. Не полдень, но и не раннее утро. Где-то в стороне дороги бахает, значит, туда нельзя, хоть и любопытно, что происходит. Надо будет одним глазком посмотреть, всё равно же идти надо на восток.

Нельзя попадаться милиции здесь, надо подальше отойти, тогда, может быть, найдётся другой детдом, особенно если фамилию чужую сказать. А то боюсь. Меня этот вожатый вообще забьёт. Набитые со вчера места ноют, и плакать ещё хочется, всё-таки давненько меня не били именно так. Вздохнув, раскрываю котомку, надо сыр в первую очередь съесть, он испортиться может, жалко будет.

Ещё бы умыться, но это можно и потом. Интересно, послышался мне какой-то очень отчаянный крик или нет? Скорее всего, послышался, нет же никого в округе. Нужно собираться и идти, хотя до вечера времени много, наверное, но я маленькая, идти будет непросто. Не было бы у меня опыта, точно в беду попала бы, это я понимаю, из кустов наблюдая за дорогой. А по ней движутся незнакомые машины, точно не наши, потому что кресты нарисованы. И движутся они к городу, а не от него. То есть это немцы? Почему наши не прогнали их прочь? Не захотели? А мне что делать?

Не знаю, чего от них ожидать, поэтому не пойду на дорогу. Тяжело вздохнув, возвращаюсь обратно к лесу, понимая, что лёгкой прогулки не получится. Обидно, конечно, но ничего не поделаешь. Иду дальше по тропинке примерно в направлении города, а там указатели же будут, хотя восток по деревьям определить можно. Уж этому-то меня научили.

Я иду час, наверное, потом ещё один, бахи и бухи удаляются куда-то вперёд, а я не понимаю, где же наши? Ведь даже в песне было о могучем ударе, где он? Ощущаю себя какой-то потерянной, потому что за весь день, пока иду, не видела ни одного нашего. Разве такое может быть? Не верю и потому выхожу поближе к дороге, чтобы посмотреть, но там только с крестами машины и даже, кажется, танки, а больше ничего и никого нет. А нет, вон кто-то лежит, но я туда не пойду. Это дорогу переходить надо, а по ней машины носятся.

Переваливает за полдень, судя по солнцу, я останавливаюсь, чтобы поесть, и тут опять слышу крики. Вот кажутся они мне знакомыми, но кого я тут знать могу? А от лагеря я уже далеко отошла, да и вряд ли девчонки будут так ссориться, что окрест слышно. Наверное, птица какая так кричит, а я одна совсем, вот и кажется мне. Слыхала, что такое бывает, когда совсем одна… Эх… теперь мне долго одной быть придётся, боязно мне к людям идти.