Две кругосветки - стр. 13
Не разобрав ответов с «Востока», из крепости прислали катер. На шлюп взошёл чернявый португальский офицер и стал по-английски задавать обычные в таком случае вопросы: откуда? куда? сколько дней в море?
Он достал папку с бумагами, чернильницу, перо и, приготовившись записывать, выкатил на Беллинсгаузена свои блестящие глаза-маслины.
Офицеру было объявлено, что российские шлюпы «назначены для изысканий, относящихся до мореплавания» и зашли сюда для того, чтобы запастись водой и дать отдых команде.
– Будем готовиться к предстоящему нам длительному плаванию в холодных южных широтах, – пояснил Беллинсгаузен, невозмутимо потирая бровь.
Услышав о холодных широтах, португалец ещё сильнее округлил свои глаза-маслины. Губы под жёсткими усиками сложились в трубочку, словно их владелец намеревался удивлённо присвистнуть. Впрочем, свистеть он не был уполномочен. Поэтому он лишь чопорно встопорщил усы и старательно занёс всё сказанное в протокол – для донесения начальству.
– Скоро и ещё один российский шлюп прибудет, «Мирный», – пообещал Беллинсгаузен португальцу.
– «Мирни»? – переспросил тот, мигая блестящими чёрными глазами-маслинами, как бы раздумывая, надо это записывать или нет. Потом решительно захлопнул папку и, откланявшись, удалился.
В половине седьмого часа «Восток» положил якорь подле Крысьего острова, расположенного посередине бухты.
Вскоре в залив вошёл второй российский шлюп – «Мирный». Его капитан, Михаил Петрович Лазарев, подобно Беллинсгаузену ответив на всё те же вопросы всё того же португальского офицера, – откуда? куда? сколько дней в море? – распорядился наконец поставить судно рядом с «Востоком».
Песня профессора
Астроном антарктической экспедиции, профессор Иван Михайлович Симонов, стоял на верхней палубе «Востока». Поглаживая бородку и напевая, он внимательно присматривался к островку, расположенному неподалёку. По мере изучения сего объекта пение профессора становилось всё громче и радостнее.
– Опять Иван Михайлович горло дерут-с, – поморщившись, ворчливо заметил один из матросов. – Видно, задумал чего. Как придумает, так поёт… И где это видано – месяц не спал как люди!
Симонов и правда не спал толком весь атлантический переход. Для определения атмосферных колебаний он каждый час собственноручно отмечал показания барометра и термометров и для того требовал ночью будить себя ежечасно.
– А ничего, голос есть – пущай поёт, – примирительно отвечал другой матрос.
Ему уже успел полюбиться учёный Симонов. Весёлый, молодой, и на́ тебе – профессор! Солидности никакой, зато с матросами приветлив. А что поёт громко – ничего. Пусть себе поёт.
Судя по громкости и вдохновенности пения, остров с малопривлекательным названием Крысий Ивана Михайловича очень даже привлекал. Безлюдный и скалистый, ни травинки, ни кустика… Однако учёному этот островок казался вполне подходящим для производства астрономических наблюдений.
Сначала, конечно, нужно было получить разрешение местных властей. Впрочем, Симонов даже мысли не допускал, что капитану Беллинсгаузену откажут. Если что, российский генеральный консул в Бразилии, господин Лангсдорф, похлопочет – не только по долгу службы, но и по старой дружбе с капитаном «Востока».
Симонов знал, что в молодости Беллинсгаузен и Лангсдорф почти три года плавали вместе на одном корабле. Ходили в знаменитую первую русскую кругосветку под руководством самого Крузенштерна.