Двадцатый год. Книга вторая - стр. 65

(Читатель, верно, изумится. И это офицер кавалерии? Польский улан? Да что с ним, собственно, произошло? Мойсак в Казатине в конце апреля убил из пулемета любимую лошадку, и одного несчастья, личного, оказалось достаточно, чтобы взгляды пана Тадеуша радикально переменились? Где эволюция, где процесс осознания? Где отрицание отрицания, диалектика души?

Автор будет краток: всё было. Но описывать данный процесс – безмерно удлинять нашу повесть. Ограничимся констатацией. Еще в казатинском рейде Тадеуш, о чем мы писали, стал свидетелем ряда убийств. Кровью и ужасом дело не ограничилось. Он понял то, чего он, возросший в лоне польской культуры, с ее романтической ложью на темы польской Руси, не понимал, да и не мог понять раньше: польской Руси не существует. Русь была и остается русской, не только по названию, но и по сути. И поляки составляют на ней меньшинство, внутри которого имеется еще одно, совсем уже малое меньшинство. Активное, наглое, крикливое, и от этого еще более мерзкое. И этих поляков, наглых, крикливых, самовлюбленных, меньшинства в меньшинстве, русская Русь, прямо скажем, не любит.

Но почему, подумает читатель, он не понял этого прежде, ведь в империалистическую войну он был на фронте. И самостоятельно выдвинет гипотезу: должно быть, он был на других участках. И окажется прав. Тадеуш побывал под Люблином и в Сербии – где тоже ничего хорошего не видел, – но на Волыни и тем паче на Киевщине Тадеуш не бывал.

Не только у поручика Борковского в дни киевской кампании изменились представления о нашем Юго-Западном крае. Но многим, если не большинству, метаморфоза не мешала. Напротив, дразнила и подзадоривала: пусть же склонится русский хам перед своим природным паном. У Тадеуша, однако, оставались и другие представления, неизменные и для обычных людей забавные – о справедливости, о чести, о добре, о зле. В известных обстоятельствах мешающие жить. Усвоенные всё из той же польской литературы. Смешно? А ведь Taddeus Graf von Borkowski еще и Толстого читал, и Гюго, и прочие мировые бестселлеры.)

Мацкевич обвел офицеров глазами.

– Meinе Herren, aber das ist Pazifismus. Я тоже пацифист, но я лицо, так сказать, цивильное. На что ж надеяться тогда? На перемирие? На милосердие Троцкого? На Луначарского? Луначарский – это их министр просвещения. Говорят, невероятно образован и культурен.

***

К КРАСНОЙ АРМИИ, К КРАСНОМУ ФЛОТУ РСФСР

Второй всемирный конгресс Коммунистического Интернационала горячо приветствует Красную армию, которая в настоящий момент борется на Западном и Юго-Западном фронтах против белых польских панов, посланных буржуазией Антанты, чтобы задушить рабоче-крестьянскую Российскую Советскую республику.

Братья-красноармейцы, знайте: ваша война против польских панов есть самая справедливая война, какую когда-либо знала история. Вы воюете не только за интересы Советской России, но и за интересы всего трудящегося человечества, за Коммунистический Интернационал.

(…)

Знайте, товарищи: Красная армия есть сейчас одна из главных сил всемирной истории. Знайте: вы уже не одни. Трудящиеся всего мира – на вашей стороне. Близко время, когда создастся международная Красная армия.

Да здравствует великая, победоносная Красная армия!

Да здравствует армия Коммунистического Интернационала!