Два плюс два, или строптивая любовь майора Белова - стр. 15

Не вовремя вспоминаю, что в бардаке завалялась открытая пачка сигарет. От желания аж трубы начинают гореть. Длинный и напряженный день. Дурацкая привычка. Но я искренне стараюсь ей не злоупотреблять. Тем более в присутствии дочери курение – табу.

– Чего не поделили-то? – спрашиваю я, когда мы уже подъезжаем к дому.

– Он посмеялся над моей прической, – нехотя признается егоза. – Дурак!

– А ты что, не могла просто посмеяться над ним? Зачем было устраивать драку?

Плечами пожимает.

– Ражажлилась, – говорит себе под нос, нарочито шепелявя. Такое она неосознанно проворачивает только когда ей очень и очень стыдно. Это и заставляет меня поумерить свой пыл и спросить:

– Какой урок из сегодняшнего дня вынесла?

– Бить надо по-тихому, чтобы классуха не узнала.

– Таисия! – гаркаю я, сам едва сдерживая улыбку.

– Ла-а-адно, – закатывает глаза дочь, – драться - это плохо. Я больше… так… постараюсь… не буду…

– Постараюсь или не буду?

– Первая не полезу! Так пойдет?

На этот раз сдержать смешок не получается.

– Уже лучше, чем ничего. Принимается.

12. Глава 6.1

Назар

– Что теперь с формой делать? – спрашивает дочь, помахивая своим оторванным рукавом рубашки. – Пришьем? – предлагает с сомнением, теребя почти отвалившийся карман темно-синего пиджака.

– Рубашку на выброс. А по поводу пиджака сегодня позвоню в ателье и попрошу по твоим меркам сшить новый. Этот тоже подлатаем. С такими вашими косяками, юная леди, запасной лишним не будет.

– А без нее вообще-вообще никак нельзя?

– Таковы местные правила.

– Они мне не нравятся.

– Мне тоже многое что в этой жизни не нравится, детеныш, приходится подстраиваться.

Тася что-то невнятно бубнит. Кажется, это что-то типа: пусть жизнь подстраивается под меня, а не я под нее. Я посмеиваюсь, похоже, мой ребенок хакнул эту систему в свои восемь лет.

Едем дальше. Таська задумчиво вяжет узелки из оторванного рукава. Очевидно, устав молчать, мое чадо оборачивается, начиная издалека:

– Пап.

– Да, дочь?

– Можно я кое-что спрошу?

– Ты уже кое-что спросила.

– Да, пап! – закатывает глаза. – Так вы что, реально с мамой Кириешки знакомы? – спрашивает, пытливо уставившись на меня.

Я поджимаю губы, включаю поворотник, заезжая на территорию нашего с дочкой нового дома и глушу мотор, потом только нехотя бросая:

– Сегодня познакомились.

– Где? – щурит глаза Таська.

– На дороге. Нужно было помочь. У Евгении были некоторые… проблемы с машиной.

– Как это? Ей что, больше некому было помочь? Обязательно тебе надо?

– Я спасатель, малышка. Помогать – это моя работа. И вообще, не слишком ли много вопросов, Таисия Назаровна?

– Просто для справки, – хмурит брови дочь. – Она мне тоже не нравится! Еще больше, чем эта идиотская форма. Гораздо, гораздо больше.

От такого заявления у меня отвисает челюсть. Не буквально. Фигурально. Мысленно я в нокауте. Какого черта? Я даже с ответом в кои-то веки не нахожусь, а от продолжения разговора меня спасает шипение рации и голос нашего диспетчера Михалыча.

– Белов, прием.

– Не понимаю, о чем ты, Тась, – говорю я дочери, плавно съезжая с темы, и достаю аппарат из нагрудного кармана спецовки. – Это по работе. Заходи в дом, я сейчас.

– Ты опять уедешь, да?

– Скорее всего. Прости, детеныш, но работа у меня такая.

– Дурацкая, пап.

– Так кто же спорит. Все, шуруй в дом.