Два медведя - стр. 7

Весной драконицы откладывали яйца и заботились о потомстве. Самцы же выбирались на свет после спячки, чтобы заниматься своими делами — драками, дележкой территорий и путешествиями. Как оказалось, безопаснее летать по миру с этими странными мелкими двуногими существами на спине. Тогда всегда найдется вкусное мясо, чистая вода, а главное — никто не кидается магическими фаерболами за то, что ты сожрал какую-то разнесчастную худую овцу.

Но пускать абы кого себе между крыльев твари не спешили. Северяне, которые тысячелетиями жили рядом, отточили мастерство приманивания и дрессировки ящеров. Естественно, там, как и во всяком ремесле, была уйма тонкостей и секретов. Например, перед Ингваром любой прирученный дракон опускался на передние лапы и подставлял шею, а Томасина, которая этого же дракона кормила по пять раз в день, получала облако едкого дыма.

Ранней весной северяне молодых драконов выслеживали, отбирали самых лучших — по масти и талантам, и ловили. Дрессировали, прикармливали, умасливали. И через полгода смертельные бронированные твари были готовы за своих седоков жечь все живое.

Томасине предстояло оседлать своего демона этой весной.

Как именно происходила охота, Ингвар не говорил — только посмеивался. Заваливал заданиями по уборке драконьих стойл, полировке чешуи и ветеринарной магии.

— Своего еще поймать надо, — озвучил опасения Томасины Олаф. — Весна ранняя, звери злые.

— Почему? — Томасина насторожилась, как баронская борзая, учуявшая зайца.

Как она сразу не сообразила — в горах не только Ингвар знает все о драконах. Другие северяне тоже не пальцем деланные. Если Малески успела обработать Пса, то поймать хорошего дракона с Ингваром теперь нереально. Но можно ведь договориться с кем-то еще, кроме Ингвара? Например, с этими двумя. Чем они хуже? Вином угощают.

— Тебя разбуди до рассвета, ты тоже не сладкая булочка будешь, — усмехнулся Олаф. — Звери проснулись, а вокруг еще холодрыга. Еды мало. Их женки требуют мяса — им кладки насиживать. Вот драконы и нервные. Мечутся, бросаются на всех. Те, кто приручен раньше, понятное дело, к себе подпускают — на обед рассчитывают. А вот молодые могут обжечь так, что встанешь только к осени. Если встанешь.

— У тебя есть свой дракон? — спросил Томасина у разговорчивого Олафа.

Ответил за брата Холег:

— Драконы не наши. Они свои собственные. Но мы приручали, да. Я двоих. Олаф — четверых.

— И все четверо тебя слушаются?

Олаф улыбнулся:

— Нет, они ж ревнивые, как полюбовницы. Первый был слишком стар, а я тогда — от горшка два вершка. Приходил к пещерам, таскал ему мед, лазил по шкуре и полировал клыки.

— А остальные?

— Остальных уже ловил как надо, — Олаф, как назло, пропустил подробности. — Но второй попал под обвал. Третий приручился, но оказался женкой. А им после спячки важны только змееныши. Вот сейчас четвертый.

— А какой дракон: бурый или золотой? — Томасина отпила еще вина.

— Нет, черный. У Холега — тоже. С нашей стороны перевала их больше. Это у Морозных Псов поумнее да помельче. Золотые. Наши звери берут размером, — произнес он. — И не только звери.

Черный дракон! Черный — это то, что нужно! Самые большие, самые грозные. С таким не стыдно показаться в Академии!

Томасина снова уткнулась в чарку и не увидела, как Олаф едва заметно усмехнулся и бросил взгляд на брата.