Два лета - стр. 24

Я бегу вниз по бульвару, мимо закрытого бутика, мимо TABAC с его ярко-красной вывеской. Вот наконец и фонтан. Каменные купидоны со своими луками и стрелами словно хохочут надо мной. Тем не менее я подхожу к ним вплотную и сажусь на бортик фонтана.

Надо бы спешить к папе домой, чтобы написать Руби, спросить, что делать и с Элоиз, и с Жаком, и со всем остальным. Но Руби, скорее всего, на вечеринке в честь Четвертого июля и не сможет мне ответить. От этого еще больше хочется плакать.

За спиной журчит фонтан. Я вздыхаю. Уезжать из Франции я не хочу – и в то же время больше всего мечтаю о домашнем уюте. Если бы я только могла оказаться в двух местах одновременно! Разделиться на две половинки, как круассан. Я запрокидываю голову и смотрю на звезды, вспоминая нашу веранду и мамины теории о вселенной. Здесь, во Франции, то же небо, что и над Хадсонвиллем. То же самое! Это кажется таким же невероятным, как и мамины теории.

Вечер становится прохладнее, я не знаю, который сейчас час. Но все сижу на краю фонтана, смотрю наверх, будто ищу ответы среди звезд.

Я ОТВЕЧАЮ НА ЗВОНОК. Подношу мобильник к уху и отхожу в сторону.

– Алло? – решаюсь я. Чувствую, как представитель авиакомпании наблюдает за мной.

Ничего не слышно, одни помехи. Сильно бьется сердце.

– Алло? – повторяю я, уже жалея, что ответила.

– Саммер?

Сквозь шум прорывается мужской голос. Хоть он мне и знаком, не ожидала услышать его здесь, в аэропорту Нью-Йорка, за считаные секунды до взлета.

– Папа? – кричу я в трубку и улыбаюсь. Я придвигаюсь к одному из коричневых сидений и поправляю сумку на плече, чтобы она не упала. Папа звонит, чтобы уточнить, когда прибывает мой рейс? По-моему, он не такой организованный. – Что случилось? – спрашиваю я.

– Послушай, солнышко… – Он замолкает, снова помехи. – Не уверен… следует приезжать… сейчас. – Его голос то исчезает, то снова появляется.

Я пальцем зажимаю второе ухо. Во мне поднимается волнение.

– Пап, я тебя не слышу! – практически кричу я; представитель авиакомпании откашливается. – Что ты говоришь?

На линии сначала треск, но потом помех становится меньше.

– Сейчас лучше? – спрашивает отец. – Я в гостинице в Берлине, и здесь ужасная связь…

– В Берлине? – повторяю я в замешательстве.

– Мисс? Прошу прощения. Мисс?

Я поворачиваю голову: представитель авиакомпании смотрит хмуро.

– Сейчас начнется рулежка, – объясняет она, в ее тоне вежливость борется с раздражением. Последнее одерживает верх. – Вы собираетесь лететь?

– Ой, э-э-э… – Я иду в ее сторону. Вдруг замечаю, что у выхода на посадку пассажиров больше нет. – Пап, подожди минутку. Мне надо пройти в самолет.

Он издает нервный смешок:

– В том-то все и дело, дорогая. Я говорю, не надо. Я останавливаюсь. Внутри холодеет.

– Не надо что?

– Давайте скорее, мисс, – недовольно торопит представитель авиакомпании.

Я слышу, как папа вздыхает.

– Саммер, я думаю, тебе не надо приезжать. – Мы оба молчим. Потом он начинает очень быстро говорить. – Понимаю, что позвонил в прямом смысле в последнюю минуту, и я искренне прошу прощения, солнышко, но я много думал и понял, что сейчас не лучшее время для визита, ну то есть потому что я в Берлине по работе и все такое, и еще могут возникнуть другие обстоятельства, так что, возможно, следующим летом…