Размер шрифта
-
+

Дурные дети Перестройки - стр. 27

– Вы кто такие? Чего вы тут сидите? Не мешайте веселиться людям!

Решили, пока не подтянулись задние ряды и гармонисты, оперативно валить, не отбиваться же от набуханных пенсионеров, пламенных борцов за дело обосравшейся коммунистической партии. Ко мне подбежал особо ретивый дед, попытался схватить за серьгу и дёрнуть, – не получилось. Пришлось ударить его ногой в область яичек, пробил, чувствую, хорошо, всё, видимо, «работает», так как агрессор осел на траву. Мгновенно из геронтомассы начинают выделяться мужички помоложе и бегут в нашу сторону, – будут бить. Мы переглядываемся, включаем реактивные сопла и исчезаем в кустах…

Не менее любимым местом прогулок нашего дуэта стала территория находящейся неподалёку Ленинградской психиатрической больницы имени Скворцова-Степанова, в простонародье более известной как Скворцы, Степашка, Скворечник. Она находится на Удельной, напротив барахолки, за забором. Корпуса больницы представляют собой ансамбль особняков, построенных в начале века в стиле северного модерна. Этот комплекс, который являет собой архитектурную жемчужину эпохи расцвета нордического ар-деко в Петербурге, у новых хозяев серьёзно потерял в эффектности внешнего убранства и лоске, но приобрёл за счёт своей воздушно-печальной общедоступности неотразимую, трагическую и мистическую глубину «дома скорби».

Признаться, я и один иногда перелезаю в известных местах разрушенный забор или проскакиваю через проходную, когда бываю там с оказией, обычно на барахолке. Шумная перенасыщенная людьми толкотня сменяется прохладой безлюдного, запущенного, скрытого от глаз парка и покоем смиренного ума.

* * *

Стенич, «отлежавший» уже не раз, был хорошо знаком с распорядками и нравами заведения и, на правах аборигена, мог предсказывать удивительные вещи. Такие, как появление кавалькады пациентов в застиранных пижамах, волокущих поддоны с нарезанным хлебом и катящих на тележках гигантские парящие эмалированные кастрюли из столовой, вкрапление эстетики концлагеря во вполне готичный пейзаж.

– Эй, что сегодня на обед? Никак макароны по-флотски?

– Макароны.

– Любите макароны?

– Любим.

– А компот будет?

– Будет.

– Из сухофруктов?

– Из сухофруктов.

– Любите компот?

– Любим.

– Из сухофруктов пиздатый компот, лучше, чем кисель, правда?

– Прааавда, – признают в нём своего заулыбавшиеся психи.

– А вы стихи знаете?

– Я знаю. – Вызывается дядька лет пятидесяти с очками на бельевой резинке.

– Расскажи.

– Ищ хабэ рыба революцией, революцион, революцией…

– Молодец, вот тебе сигарета, идите дальше…

* * *

Женское отделение, корпус 6. Одноэтажный особнячок, очаровательное, увитое коваными асимметричными лилиями в разных фазах цветения крыльцо и тотально закрашенные белой краской окна с витражами. Когда-то тут снимали Шерлока Холмса, виды старой доброй Англии, сегодня тут курят медсёстры, стоит стул с сиденьем от другого стула, чтобы было помягче, и консервная банка для окурков.

– Здесь тихушницы, пойдём лучше с буйными бабами попиздим, – энергично предлагает Стенич.



По тихим тенистым аллеям приближаемся к трёхэтажному зданию красного кирпича, стоящему в тишине рощи из столетних вязов, заходим с тыла.

– Ээээй, ссуки!!! Где вы там!!? – начинает орать Стенич. – Где там Наташка? Натааашкааа!!!!

– Ты чо, Стенич, какая Наташка? Боря!

Страница 27