Духовка Сильвии Плат. Дилогия - стр. 9
Открыв Устав, на первых ста пятидесяти страницах вы увидите свод правил, касающийся любого жителя Корка (не учитывая детей до шести лет), включающий обязательность молитв, служб и запреты. Запреты на все. Нельзя кричать на улице, так же как и слушать музыку, нельзя находиться на улице после десяти вечера, нельзя пропускать религиозные собрания, проходящие в каждый третий вторник месяца. Нельзя. Нельзя. Нельзя. Ничего нельзя, кроме тайного ощущения собственной ничтожности.
Ты здороваешься, извиняешься за опоздание, подходишь к столу мистера Супайна, который окидывает тебя взглядом с ног до головы, и отдаешь ему документ. Учитель быстро пробегает глазами по его содержимому и монотонно, но вежливо произносит:
– Ну что ж, добро пожаловать в Корк. – Он кладет бумагу на стол и кивает тебе. – Класс, это мисс Флоренс Вёрстайл. Мисс Флоренс Вёрстайл, это класс.
Флоренс! Такое имя мне никогда бы не пришло в голову, но оно мне нравится.
Ты не жмешься у доски под пристальными взглядами, хотя я бы провалился сквозь землю, окажись на твоем месте.
– Я вижу, вы получили копию Устава, – уже более бодро замечает Супайн. – Я бы прежде всего посоветовал обратить внимание на раздел номер три: «Одежда», – говорит он вежливо, так как ты одета не по Уставу. Но в первый день он не отчитывает тебя, за что я мысленно его благодарю.
Ты непонятливо киваешь и двигаешься к единственному свободному месту: к четвертой парте, справа от меня. Все в классе исподтишка посматривают на тебя, ведь ты новенькая, а у нас это редкость. К тому же ты еще и в джинсах, а девушки в нашей школе могут ходить только в юбках. Таков Устав. Твой рюкзак красного вырви глаз цвета, а он у нас тоже запрещен, как и все другие, кроме шести базовых цветов. Таков Устав. Ты выделяешься. Это несомненно.
Ты не бежишь на место сломя голову, как это сделал бы я, а идешь медленно, оглядывая все вокруг. Глядя вниз, наверняка замечаешь голые девичьи ноги, потому что все девушки (и учителя женского пола) носят в школу только юбки. Видно, что тебя это удивляет. Ты даже морщишься, осознавая, как кардинально отличаешься от остальных, но в итоге добираешься до места и кладешь Устав и тетрадь на край парты. Учебника у тебя пока нет.
– Мисс Вёрстайл, можете не присаживаться, – говорит Супайн. – Всех остальных я тоже попрошу встать и помолиться, чтобы Бог дал нам сил сделать этот день еще продуктивнее.
Все встают, складывая руки в молитве. На твоем лице полнейшая растерянность.
– Просто сделай, как он просит, – шепчу я в твою сторону, чтобы тебе не попало за ослушание.
Ты странно смотришь на меня, складывая руки в молитвенном жесте, но не молишься, продолжая осматриваться.
Обычно мы всегда молимся в начале первого урока. Все встают и пару минут, закрыв глаза, просят о чем угодно. Я редко что-либо прошу. Честно говоря, эта традиция кажется мне глупой, поскольку обесценивает таинство молитвы. Я следую ей только в случае, когда дома кто-то болен, но такое, к счастью, бывает нечасто.
Через минуту все как ни в чем не бывало усаживаются на места, и начинается урок.
Все оставшееся время я сижу как на иголках, ведь после того как ты зашла в класс, во мне словно что-то перевернулось. Еще никогда химия не была такой напряженной.
Никаких записей, касающихся сегодняшнего дня, я больше не делаю, потому что боюсь, что ты что-нибудь заметишь, хотя, скорее всего, тебе плевать на меня. Но мне не плевать на тебя. Вот в чем проблема.